Другая любовь

– Нет его больше, поняла, дура! Хотел для тебя побольше денег заработать и пропал с концами! Кому ты теперь нужна? А я не обижу…

Вырвавшись, я засветил ему в глаз, и ушла в общежитие, благо комнатку продолжала снимать, чтобы дочка шла туда после школы, чтобы отдохнуть и приготовить уроки. Навстречу в узкий коридорчик вышел сосед, дохнул смесью сигаретного дыма и перегара в лицо:

– Что соседка, пораньше пришла?

И… меня скрутило! Оттолкнув здоровенного мужика с дороги, я кинулась в туалет и мучительно содрогаясь, согнулась над унитазом. О, Господи! Ты великий шутник! А как же таблетки? Умывшись и прополоскав рот холодной водой, я решила действовать последовательно. Спустилась вниз, дошла до ближайшей аптеки, купила несколько тестов. Первый же расцвел парой малиновых полосок. Остальные только подтвердили ситуацию.

Уткнулась лицом в ладони – плакать нельзя. Возможно ребенок, это все, что мне останется от сказки, по имени «Сакен». Встала, с каменным лицом выбросила тесты, спустилась вниз, поджидая дочку. Работа, похоже кончилась. Придется снова браться за курсовые и контрольные. Заготовки есть, картошка тоже, из дома пока не гонят. Поживем с детьми хотя бы до снега, а потом под предлогом опасной езды вернемся в общежитие. Прорвемся.

На следующее утро я приехала на работу раньше всех. Собрала со стола личные вещи, написала заявление на отпуск и оставила его в бухгалтерии. Увольняться просто так не буду. Мне снова понадобится каждая копейка, которую я смогу заработать.

В середине октября полетел первый снег. От Сакена не было вестей уже месяц. Наталья Ивановна ходила с красными глазами, Рашид Маратович напрягал старые связи, искал друзей и однокашников, пытаясь узнать, что случилось с сыном. Я пряталась от них, потому что меня скручивало от любого резкого запаха. Я бледнела, зеленела и бежала в туалет при малейшей попытке что-нибудь съесть. Вид был соответствующий. Почернела, высохла и волосы потускнели. Успокаивалась в гамаке. Натягивала куртку поверх пижамы и в темноте выходила в сад – качаться и грызть сухарики.

Сдала меня старшая дочка. Не специально конечно. Просто встретила Рашида Маратовича с очередной кастрюлькой безапелляционным:

– Не надо, деда Рашид, маму опять тошнить будет.

Мужчина, повидавший на своем веку много всякого, поставил кастрюльку на крылечко и расспросил Иринку подробно – что это с мамой случилось? Заболела? Ничего не ест, тошнит, плачет? Все ясно! Ну, иди детка, поиграй.

Через час ко мне ворвалась Наталья Ивановна. Посмотрела на меня и заревела. Я заревела в ответ. Так и сидели на полу гостиной, обнявшись. Потом утерев слезы шарфиком, она спросила:

– Кто хоть будет?

– Не знаю пока, – всхлипнула я, – сказали на той неделе на УЗИ идти.

– Ну и ладно. Сакен много детей хотел. Вырастим. А чего на работу не ездишь?

Я потупилась.

– Ясно, ну и ладно, сиди дома, тебе и так забот хватает.

Тут Наталья Ивановна конечно была права. Не смотря на все удобства свой дом требовал куда больше внимания, чем квартира, да и дети скучать не давали – успели притащить выброшенного на кучу мусора котенка, беспородного щенка и черепаху с продавленным панцирем. Так что утро мое теперь начиналось со всеобщего кормления и гуляния, точнее с уборки горшков и лотков.

Через неделю суховатая врач на УЗИ буркнула «мальчик», надиктовала «предлежание по передней стенке» и отпустила на волю. Мальчик. Я погладила живот и серьезно попросила сына не изводить меня больше тошнотой. Больше бешеных побегов в туалет не случалось.

Росли дети. Старшая уже понимала и деловито объясняла младшим, что у мамы в животике ляля и скоро с ней надо будет играть. Я обдумывала, что буду делать, когда поеду в роддом, откладывала деньги на пеленки и распашонки, а сердце рвала тоска. Хотелось выйти в темную стылую ночь и закричать:

– Сакен, где ты?

Глава 14

В последнюю субботу ноября дети вдруг дружно расчихались. Я согрела им молока с медом, достала большую книжку с картинками, печенье и мы развалились на диване в гостиной, лопая печенье и читая сказки. Малыш обычно довольно активный затих, старшие придремали, и я незаметно для себя уснула, придерживая сына, чтобы не скатился.

А проснулась от того, что мое лицо обнимали ледяные ладони. Подняла взгляд и заплакала. Сакен. Здесь. Худой-худой, замученный, небритый. Он улыбался, глядя на меня:

– Ты здесь, вы здесь! – шептал он, жадно целуя мои волосы, лицо, руки.

От него сильно пахло усталостью и машиной.

– Ты вернулся! – улыбнулась я сквозь слезы, – родители знают?

– Я сразу к тебе.

– Иди, мойся, я тебе чаю принесу и суп погрею! – сразу всполошилась я, – Иди-иди, а то Наталью Ивановну напугаешь!

Он нехотя встал и пошел в душ, а я аккуратно выбралась с нашего лежбища, обложила детей подушками и потопала на кухню. Четыре месяца, пятый, живот едва выступал под свободной домашней туникой, но все, же двигалась я уже иначе.