Другая осень

Все сидели, слушали духовую музыку. У кого было мороженое — тот ел мороженое. А кто не ел — тот смотрел по сторонам.

Когда оркестр смолк, Серёжа увидел девочку с красным шарфом. Она стояла почему-то на сцене, пряталась за занавес и была сейчас не с шарфом, а просто в школьной форме — в платье и в белом переднике.

Серёжа хотел вскочить и убежать, чтобы она не увидела его так близко. Он ведь сидел в первом ряду. Хотел спрятаться где-нибудь, но так и остался на стуле, потому что длинный дирижёр поправил волосы, повернулся к Серёже лицом и сказал:

— А сейчас выступит пианистка Оля Сорокина.

Если бы Серёжа побежал, всем бы стало ясно, от кого он убегает, и поэтому он остался сидеть.

Все захлопали, девочка подошла к роялю, села, подвинув под себя стул. Дирижёр открыл перед нею ноты. Она взглянула в зал, и Серёжа почувствовал, как и на него она тоже поглядела. Он этого не видел, просто почувствовал. Он сидел пригнувшись, лицо закрыл ладонями, как будто зевал, и глаза тоже спрятал. Так он просидел, закрывшись, в своём первом ряду до тех пор, пока девочка не закончила игру и не ушла за занавес.

Кто же такой Кармен?

Вечером Галя включила радио и вдруг услышала хулиганскую песню. Эту песню по радио пел артист, эту песню играл оркестр. Эту песню всегда свистел Кармен. Галя быстрее выключила радио: вдруг подумают, что она любит слушать хулиганскую музыку. Потом, минут через двадцать, она снова включила, и диктор вдруг сказал:

— Мы передавали оперу «Кармен».

А потом он стал говорить дальше — обычные слова.

Радио у Костровых стояло на полке в большой комнате. Сейчас в этой комнате сидел ещё Серёжа. Он читал книжку. Вернее, он не сидел, а полулежал на диване.

Галя посмотрела в зеркало. В зеркале отражался Серёжа. Нет, в самом деле читает, не подслушивает, что она там делает.

Галя походила вокруг него, не решаясь спросить про Кармена.

Но вот он перевернул страницу и потянулся.

— Про какого Кармена опера, а? — спросила вдруг Галя.

— А кто это Кармен? — удивился Серёжа.

— Ну, хулиган такой.

— Хулиган? Про хулиганов оперы не пишут. Не знаю я Кармена.

«Может, мне послышалось? — подумала Галя. — С чего это вдруг про Кармена и опера. А как же песня? Его же песню пели».

Гриши дома не было. Он пропадал у соседа сверху, у старика Бовина. В маленькой комнате папа делал модель самолёта. Он не любил, когда ему мешали работать.

Галя пошла на кухню. На кухне мама варила бульон. Ещё она чистила картошку.

— Помогать пришла? — спросила мама и подвинула Гале миску с грязной картошкой.

— Мама, — спросила Галя, — про хулиганов пишут оперы?

— Хулиганов сдают в милицию. — Мама подошла к бульону и стала снимать пену.

— «Кармен» — это про кого опера? — снова спросила Галя.

— Кармен? Где ты услышала?

Галя смутилась и подумала: вдруг ей в самом деле по слышалось.

— По радио… — сказала она неуверенно.

— Такая опера есть, — мама немного помолчала, — но тебе ещё рано про неё знать.

Больше мама ничего не сказала. Резала овощи, резала картошку, которую чистила Галя, а разговор не продолжала.

И Галя тоже не стала больше расспрашивать.

Одно стихотворение

Однажды Серёжа написал стихотворение. Сидел, сидел и вдруг написал.

Но сначала об орхидеях.

Орхидеи растут в тропиках, там, где всегда тепло и сыро. Это редкие растения, и за ними в прошлом веке отправлялись бригады охотников. Так и называли тех людей — охотники за орхидеями. Многие богатые люди Европы хотели видеть в своих домах орхидеи и платили за них большие деньги. Дороже стоили те растения, которые почти не имели корней. Они могли присосаться к стене, к потолку, к оконному стеклу, а всю пищу и влагу брать из воздуха листьями. А потом они распускались удивительными цветами. Вот какие редкие растения — орхидеи. Конечно, такие дорогие цветы могли разводить лишь очень богатые люди. Но произошла Великая Октябрьская революция, и вот выращиванием орхидей стал заниматься простой советский школьник — Серёжа Костров. Он выращивал их в школьном ботаническом кружке.

Выращивать орхидеи нелегко. Например, не все знают, что есть орхидеи, которые питаются мухами. Осенью, когда было ещё тепло, мухи летали всюду и доверчиво попадались в руки. А зимой? Зимой Серёжа обходил вокзалы, папа Костров звонил знакомым, весь класс искал мух для Серёжи. Серёжа завёл специальный коробок, и ежедневно кто-нибудь клал туда аккуратно завёрнутую в бумажку муху. А однажды папин знакомый привёз несколько комаров. Вот был настоящий праздник!

И орхидеи сумели прожить всю зиму.

На показательной выставке Серёжины орхидеи заняли третье место, об этом написано в грамоте, которая висит на стене в большой комнате. Все гости, приходя к Костровым, сразу читают эту красивую грамоту, вставленную в специальную рамку под стекло. А рядом — папина грамота за соревнования по самолётным моделям.

И вдруг Серёжа написал стихотворение. Сидел-сидел, грустно ему было, и он неожиданно написал:

Я сижу у окна,
Где-то ходит она.
Бьётся дождь на окне,
Я сижу, как во сне.