Другая половина мира

– Атлиец! И метнул он в тебя громовой шар. Сидел в харчевне, ждал, потом поднялся – и к кораблю! Шел словно кошка к мыши… а мышь тянула вино с кейтабской черепахой! – Наставник неодобрительно покачал головой и прибавил: – Будь кошкой, парень, а не глупой мышью. И знай: не всякая смерть висит на кончике меча, как было с тем тайонельцем и с тем пожирателем грязи из Фираты. Бывает, смерть крадется тихими шагами, а потом… – Он бросил взгляд на перекошенный столб с ликами Сеннама, на мертвых быков и проворчал: – Нечестивое оружие, прокляни меня Хардар! Для руки убийцы, а не для воина!

– Я понял, учитель, – Дженнак склонил голову и постарался изгнать видение толстощекого лица Фарассы с насмешливой ухмылкой на губах. Боги снова говорили с ним – правда, чуть-чуть запоздав.

Подошел О’Каймор, опиравшийся на плечо Челери, – старик был не только навигатором, но и неплохим лекарем. Во всяком случае, бок О’Каймора уже прикрывала повязка из мягкого полотна, а вместо порванного и прожженного шилака на него натянули кейтабскую юбку из рыбьей кожи. Держался тидам бодро, и шли за ним полтора десятка коренастых молодцов, обвешанных оружием и возглавляемых Хомдой.

Пнув труп ногой, О’Каймор покосился на возбужденно гудевшую харчевню.

– Атлиец! Ну, с ними у меня давняя любовь, как у акулы с тунцом! А чего хотели эти черепашьи обглодыши?

– Пустить тебе кровь, тидам. Решили, что громовой шаp бросил кейтабец.

– Ну, а ты?

– Я повелел им резать ножами печеную рыбу, а не людей.

– Хмм… И они послушались?

Дженнак пожал плечами:

– Как видишь. Разве я не их властитель? Разве чак, мой отец, не говорит моими устами?

– Чтоб меня сожгли молнии Паннар-Са! – пробормотал кейтабец, непроизвольно потирая бок и всматриваясь и лицо Дженнака. – Клянусь веслом и парусом! Великую власть ты имеешь над людьми, мой господин! Власть разума, а не силы! Ведь недаром говорят, что орел сильней кецаля, но властвует над птичьим племенем все-таки кецаль – ибо мудр он и прекрасен.

Усмехнувшись, Дженнак тихо промолвил:

– Учитель мой считает меня не орлом и не мудрым кецалем, а глупой мышью. И он, наверное, прав.

– Носящему меч не понять того, кто носит перья сокола, – сказал О’Каймор. – Думаю, мой старый господин, владетель Ро’Кавары, не ошибся… Нет, не ошибся…

– Не ошибся в чем? – спросил Дженнак.

Но тидам не ответил, а принялся жаловаться на боль от ожога и проклинать атлийцев, недостойных милостей Кино Раа. И зачем только божественному Ветру захотелось опустить их в Юкате, рядом с бесплодными долинами Страны Гор! Кайба, зеленая и цветущая, подошла бы куда лучше!

«Или Серанна», – подумал Дженнак.

* * *

Конечно, он знал, почему Шестеро пришли в Юкату, a не в Кейтаб или другие страны, которым со временем были дарованы их священные имена. Как говорилось в Книге Минувшего, воздух в Юкате был душным, наполненным испарениями жарких джунглей, а в Серанне он благоухал ароматами цветов, на плоскогорьях запада был прохладен и свеж, у берегов Тайона пах чистыми водами, а в сеннамитской прерии – травами и влажной плодородной землей. И все-таки боги избрали Юкату, ибо лишь там в древности стояли города и каменные пирамиды, лишь там рассекали болота и лесные дебри дороги на высоких насыпях, лишь там золотились маисовые поля и воды покорно текли в пробитых человеком руслах. Вся остальная Эйпонна, и Верхняя, и Нижняя, была тогда дикой землей, где обитали дикие звери и столь же дикие люди. Такой была Серанна, и таким был Кейтаб; и потому, думал Дженнак, стоит ли сетовать на выбор богов?

…Свежий теплый ветер трепал волосы, ласкал нагую кожу; золотой глаз Арсолана смотрел прямо ему в лицо. Под ним вновь раскачивалась корабельная палуба, заполненная людьми: воины Одиссара грелись на солнце, мореходы Кейтаба таскали воду в непроницаемых кожаных мешках, поливали розоватые доски. Команда «чаек», дежуривших нынешним утром, в их работе участия не принимала – эти люди следили за ветром и парусами. В тысяче локтей позади «Тофала» шел «Сирим», и бриз развевал плетение из ярко окрашенных веревок на его реях. За большим кораблем виднелись три малых, с золотистыми, алыми и голубыми парусами; последний, «Кейтаб», был едва заметен на фоне аметистового моря и бирюзовых небес.

Дженнак покрутил головой, осматриваясь. Ни клочка земли вокруг, ни скалы, ни камня, ни дерева… Только бездонная бездна под хрупким корпусом корабля, и другая бездна, протянувшаяся от морской глади до самых границ Чак Мооль, Великой Пустоты, где царят тьма и холод. Земная твердь стала далеким воспоминанием.

Он поделился этими мыслями с О’Каймором, и тот, наполнив чашу Дженнака вином, согласно кивнул.

– Земля, да… Хорошо на твердой земле! Она как огромный корабль, застывший в океане. Вместо мачт пальмы, вместо палубы трава, и просторный дом вместо трюма. Свежая вода и свежее мясо, сладкие плоды, постель на мягком ковре, а в ней – женщина… каждую ночь – женщина… Неплохо, клянусь клювом Паннар-Са!

– Почему же ты уходишь в море? – спросил Дженнак.