Другая половина мира

– Когда я буду править, госпожа!

Он еще чувствовал под пальцами тонкий шелк одеяния Чоллы и восхитительную упругость ее тела, но девушки рядом с ним уже не было. Растаял и запах жасмина; лишь насмешливый голос прозвенел за спиной серебряным гонгом:

– Если будешь править, мой вождь!

Он спустился на палубу и долго стоял там, размышляя над ее словами и всматриваясь то в мертвое чело Вианны с капелькой крови в углу рта, то в гигантский лик Фарассы, увенчанный белыми перьями и висевший перед ним на фоне ночного неба. Он еще не начал править, но уже ощутил потери и опасности власти: Виа ушла, а его самого пытались убить, отправив в Чак Мооль в дыме и грохоте проклятого атлийского зелья. Хочу властвовать над землями и людьми! – сказала Чолла. Но власть не игрушка, которую можно доверить женщине, размышлял Дженнак; власть не зеркало, в котором станет она любоваться своим опереньем кецаля. Власть – ответственность; власть – великий труд и великая несвобода… Неволя!

А кецаль, как ведомо всем, в неволе не живет.

* * *

– Сегодня утром ты трапезовал с нами, мой господин, – с упреком произнес Чоч-Сидри.

– Трапезовал, – подтвердил Дженнак, и то была истинная правда. Сегодня гонг на балконе Чоллы остался молчаливым и обычного своего приглашения не пропел. А значит, не довелось сегодня одиссарскому наследнику отведать арсоланских яств. Не довелось! Ни пышных лепешек, ни орехов в меду, ни тыквы под сладким соусом, ни взбитых с какао яичных белков, ни ароматного обжигающего напитка…

– Ссорящийся с женщиной подобен керравао на вертеле: и снаружи печет, и внутри колет, – заметил Чоч-Сидри.

– Я с ней не ссорился, – угрюмо буркнул Дженнак. – Я не хочу стать этим самым керравао и не желаю крутиться над огнем, подчиняясь женской руке. Да будь она хоть трижды Дочерью Солнца! Я…

Они сидели вчетвером на стрелковом помосте – Дженнак, Сидри, Грхаб и Хомда, Воин-со-Шрамом-на-Щеке; северянин и сеннамит игрались с ножом, перебрасывая с пальца на палец острое лезвие, а жрец и наследник спорили, не забывая прихлебывать из кувшина. Кувшин помещался у Дженнака между колен, а перед Чоч-Сидри стояла большая шкатулка из железного дерева, украшенная шестью резными знаками – теми, с которых начинались имена богов. Ларец этот раскладывался надвое и хранил в своем прочном чреве великую ценность – листы Чилам Баль. Не какой-нибудь урезанный экземпляр, включавший лишь три первые Книги кинара и переписанный черными значками на светлой тростниковой бумаге, а стопку старинных пергаментных листов, окрашенных во все цвета радуги.

Канонический свод Чилам Баль включал четыре Книги – Минувшего, Повседневного, Книгу Мер и Книгу Тайн. Считалось, что первая из них написана Мейтассой и Коатлем серебристыми письменами по черному фону. В ней бог Судьбы и Всемогущего Времени и бог Мрака и Великой Пустоты поведали историю Пришествия – разумеется, иносказательно, но даже жрец из числа Странствующих умел толковать и объяснять эти тексты. Вторая Книга, Книга Повседневного, была ясней и не требовала комментариев жрецов; ее знали и цитировали все, кто был обучен чтению майясских знаков. Она состояла из двух частей: Советов о Повседневном и Притчей, пользовавшихся особой популярностью, ибо были они краткими, понятными и при том исполненными мудрости. Книгу эту написал Тайонел, покровитель земледельцев, скотоводов, охотников, рыбаков и всех прочих, кто кормится от щедрот земли и воды; и написана она была темно-изумрудными значками по светло-зеленому фону – так, словно над свежей весенней травой воспарили сочные листья дерева пьял.

Создателем Третьей Книги, Книги Мер, числился Одисс Хитроумный. Этот бог Удачи и Мудрости особо заботился о мастерах, искусниках и людях знания – а какое знание может быть без мер? И потому, пурпурными письменами на страницах цвета утренней зари, Хитроумный объяснял, как измерять время, расстояние, вес и объем, сколько месяцев должно быть в году и сколько дней в месяце, что такое локоть, длина копья и толщина волоса, и много ль воды поместится в выдолбленной тыкве. Все это, а также иные премудрости, подвигли жрецов соорудить особый храм в пещере на берегу Океана Заката, где хранились мерные камни, сосуды и стержни, а также соединенные тонкой перемычкой сферы из стекла, в которых падением водных капель отсчитывалось точное время. Если не считать Храма Вещих Камней, Храм Мер был самым древним – полтора тысячелетия пронеслось над его сводами и пятьдесят поколений жрецов упокоились под его каменными полами.