Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой

Внутренняя Испания представлялась ей не такой голой и бесприютной; скудная растительность, город, крепостные башни, заводы на окраинах. И снова безлюдье. Только у станций низенькие домишки. Женщин, сидящих на пороге, она пока что-то не видела.

Она оставила все в полном порядке, прежде чем ринуться в хаос. Ящиков больше не распаковывала, скорее наоборот, паковала, тщательно складывала в картонки свои вещи, так же как некогда разложила по коробкам и спрятала на чердаке родительского дома школьные тетради, за каждый класс отдельно.

Педантичность у нее от отца, думает Паула. И любовь к книгам тоже. Временами он без разбору, пачками таскал их от букиниста. До того как занялся крестьянским хозяйством, он пешком дошел до самой Швейцарии. На первых порах все охотно слушали эту историю за стаканчиком вина после воскресной службы, а потом перестали, когда священник привез слайды из Израиля.

С матерью он говорил о погоде и о семейном бюджете. Паула училась лучше брата и сестры. И отец гордился ею. Она знает, ему трудно было выразить свои мысли, он умел пользоваться лишь словами повседневного обихода.

Умирая от воспаления легких, которое распознали слишком поздно, он все спрашивал в бреду, где его школьные тетрадки.

Сгорели, сказала мать, ты же знаешь. Она сожгла их вместе со справкой об арийском происхождении и портретом фюрера.

Горящая бумага дает сильный жар.

Прежде чем сжечь мосты, Паула оставляет след. Раздаривает книги, не только запрятанные в подарочную бумагу, но и свои собственные, из шкафа. Брату — Габриэля Гарсиа Маркеса. Быть может, в надежде, что он прочтет эту книгу на досуге в поселке строителей.

В Мадрид она приезжает ночью. Неподалеку от вокзала тянутся ввысь дома жилого массива. В окнах она видит свет, такой знакомый, озирается по сторонам, ищет на перроне знакомую фигуру. Ничего хорошего, если ты приедешь, писал он. У меня кое-что засело в голове и обросло капсулой. Теперь вот разбираюсь. Я принял твердое решение.

На это она могла бы ответить. И началась бы долгая переписка.

Или он бы мог вернуться. Ведь жизнь в Германии казалась ему более размеренной и упорядоченной.

В детстве Феликс мнил, будто его покарали чужеродным телом в мозгу.

Всего лишь навязчивая идея, исчезнувшая после фиктивной операции.

Ни одному ребенку этого не вынести, твердил Феликс.

На вокзале он ее не встретил. Паула взяла такси. Она не была бы Паулой, если б не запаслась адресом его пансиона, который и дала шоферу.

2

Итак, уехала из Д. без ссылки на уважительные причины. Ведь к климату можно бы привыкнуть. И отношения с фройляйн Фельсман наладить. В конце концов, от дождя есть зонтики, от холода — теплая одежда. Кто станет из-за этакой ерунды сниматься с места? Живут же люди в окрестностях вулканов, неустанно возвращаясь в свои дома после каждого извержения. В сравнении с другими нам еще хорошо живется. Хорошо ли?

Обер-бургомистр и ландрат подвели положительные итоги истекшего года и указали аналогичные перспективы года следующего. Даже побеспокоили местную ясновидицу, и та по картам предрекает всем удачу — ведь к концу года народ любит прочесть в газете что-нибудь этакое.

Да, ей надо было всего-то сделать шаг-другой навстречу советнику по культуре, и он бы тоже пошел ей навстречу. В худшем случае согласились бы на том, что до срока выпихнут фройляйн Фельсман на пенсию, а Розу Л. будут выдавать только вместе со шпюриевской «Хайди». Ну а табличку, отсылавшую к мемориалу, так и так заменят.

В Д. нет ни «черных шерифов», ни книжной ярмарки — в сущности, здесь тишь да покой. Или нет?

Сознаюсь. Сознаюсь, по утрам мне стоит большого труда провести четкую грань между днем и ночью.

Почтальонша, звонящая в дверь, каждое утро приносит целую пачку писем и газет. Письмо Паулы выделяется только тем, что оно доплатное. Срочную корреспонденцию в деревне разносят вместе с обычной. По воскресеньям, когда почтмейстерша сидит дома. Сознаюсь, я не ждала этого письма, думала, что Паула уедет, как уезжает всякий, кому это по карману. Ясное дело, библиотекарша зарабатывает больше писательницы. По крайней мере ей книги дают кусок хлеба.

Когда я подношу к конверту нож — а я делаю это с удовольствием, — она уже в Испании. Собиралась встретиться в Мадриде с мужчиной, ради которого туда поехала.

По всей видимости, она рассчитывала, что я отвечу. Иначе зачем бы ей указывать свой мадридский адрес?

С ним Паула не встретилась. Зато повидала его друга.

Когда она вышла из такси, ей почудилось, будто в лицо и правда пахнуло степным ветром; на память пришли скалы, бесприютный ландшафт, оставшийся позади. Она решилась.

Друг его стоит на пороге, за спиной — освещенная передняя, лицо — в тени.

Паула так долго была в пути, ей до сих пор мерещится перестук колес. Парень впускает ее в тесную прихожую. Паула ставит чемодан на пол. Он моложе Феликса, темноволос, тонок в кости.

Из кухни выходит какая-то женщина в халате, направляется к телевизору, в конец коридорчика. Телевизор красуется над дверью, на особой полке. Женщина поворачивает выключатель, а Паула глядит ей на руки. Они старше лица.