Другая правда. Том 1

— Ветровка розовая, джинсы, обувь не могу разглядеть, далеко. Волосы каштановые… Вторая полноватая такая, платье сиреневое…

— А теперь я вам расскажу про этих женщин так, как я их вижу, — сказала Настя. — Цвет ветровки я обозначу как «фуксию», волосы у нее темно-русые, ее собеседница нормального телосложения для ее возраста. Вы считаете ее полноватой, и я бы согласилась, если бы речь шла о девочке семнадцати лет, но даме явно за сорок, для нее подростковая худоба — это уже признак болезни. И платье у нее фиолетовое. Заметьте, я не настаиваю на том, что вы ошибаетесь, а я права, ни в коем случае. Вы рассказали то, что видите вы, но я вижу по-другому. Ни вы, ни я ни в чем не солгали. Ну, и где ваша правда? Мы с вами сошлись только в одном пункте: женщин действительно две. Все прочее — результат зрительных и ментальных иллюзий. Теперь представьте, что нас тут, у окна, не двое, а, к примеру, десять. Семеро утверждают, что волосы у женщины в ветровке каштановые, трое — что они темно-русые. Понятно, что специально никто не лжет, просто цветоощущение у всех разное, это медицинский факт. Разумно предположить, что за основу суждения будет принято мнение семерых, потому что их зрительные иллюзии оказались более или менее схожи и более распространены в нашей маленькой группе. Вот это и есть «сходные иллюзии определенного количества людей». Демократия, кстати, построена именно по этому принципу. Не задумывались, почему законом признается мнение большинства, а не меньшинства?

— Анастасия Павловна, — взмолился Петр, — вы меня окончательно запутали! Я уже вообще ничего не понимаю!

Она рассмеялась и снова села за стол.

— Я вам тут наговорила кучу всякого бреда, не слушайте меня, Петр. Конечно же, правда существует, вот, например, женщин действительно две, и с этим не поспоришь. Но достижимая правда настолько мала, что невозможно построить на ней что-нибудь серьезное и надежное. Еще один пример приведу, последний, и пойдем заниматься Сокольниковым. Есть запись с уличной видеокамеры, на которой видно, как один человек убивает другого. Казалось бы, куда уж больше, да? Все зафиксировано, не отвертеться. Это та самая маленькая правда, но всё прочее остается за рамками. Что привело к этому? Каков был реальный мотив, не иллюзорный, а настоящий? Что думал и чувствовал убийца в разные моменты, предшествовавшие событию? Когда именно в его голове поселилось намерение лишить жизни другого человека? Или оно вообще там не поселялось? Этого никто никогда не узнает. Даже если преступник начнет сам рассказывать, отвечать на вопросы и даже если он захочет быть искренним и не лгать, все равно все рассказанное будет плодом его личных иллюзий, результатом самообмана. Потому что мы, дорогой Петр, врем сами себе постоянно, на каждом шагу. Мы живем в мире собственных иллюзий и старательно выдаем их за правду. А если нам все-таки удается не поддаваться иллюзиям и говорить то, что мы чувствуем на самом деле, то нет гарантий, что наш собеседник услышит в наших словах именно то, что мы хотим донести до него. Ибо, как известно, мысль изреченная есть ложь. Слова слушает ухо, текст видит глаз, а слышит и понимает — мозг, и делает это он сквозь призму собственного опыта и собственных иллюзий. И что получается? На основании той самой маленькой правды, с которой невозможно спорить, и кучи сомнительной информации, набитой иллюзиями, суд выносит приговор, претендующий на справедливость. Вы только представьте себе: на справедливость! Такая огромная, сложная, важная вещь, как справедливость, лежащая в основе приговора, в корне меняет жизнь целой группы людей — самого подсудимого, его близких, его коллег. Это все равно что пытаться построить жилой дом не на фундаменте, а на маленьком камушке. Справедливость подразумевает в первую очередь адекватность, равновесность. Для потерпевшего это сопоставимость его личных потерь с потерями виновного. Для осужденного это сопоставимость кары с его грехом. Разные же вещи, несочетаемые! Прибавьте сюда еще и близких этого осужденного, для которых справедливость должна заключаться вообще непонятно в чем. В чем их вина? И в чем наказание? А ведь они тоже наказаны. Преступнику не помогали, краденое не укрывали, следы не уничтожали, и вообще ни сном ни духом, как говорится. Ну разве что питали иллюзии насчет того, что «он хороший человек» и «он не такой, он не мог». Всего лишь питали иллюзии! Экий грех, право слово! А в итоге их любимого сына, брата, мужа, отца посадили на пожизненное или убили, если допустима смертная казнь. Думаете, им легко? Думаете, они живут спокойно и счастливо, не страдают, не мучаются? Мы имеем дело с очередной иллюзией, когда понимаем, что справедливость будет очень и очень приблизительной, но старательно делаем вид, что она самая настоящая, большая и крепкая, устойчивая такая конструкция.

Настя поднялась, убрала со стола посуду, поставила в мойку, включила воду, быстро все вымыла и вытерла.