Другая реальность

– Да ничего с ними не было, они даже не похудели ничуть. Мы в этот же вечер поехали в избушку к Дедону и накормили их до отвалу, – Егор Егорыч резал хлеб крупными кусками и складывал его в железную миску которую они еще совсем недавно подобрали вместе с остальной посудой у входа в избу, – Давай будем ужинать, хватит сидеть на улице. Простынешь еще.

– А я смотрю, вы не изменяете своим привычкам, хоть дома, хоть вдали от него, – племянник рефлекторно назвал станцию «домом»,– как там говориться «война войной, а ужин по расписанию», – сказал он, входя в избу и направляясь к умывальнику, чтобы помыть руки.

– Ты прав, парень, прав. Война войной, а обед по распорядку. Знаешь, за многие годы я привык многое делать в одиночку. Я могу один катер вытащить на берег, один спустить его обратно. Могу спокойно жить в одиночестве целый месяц. Но, единственное к чему я так и не могу привыкнуть – это принимать пищу в одиночестве. Если это где-то в лесу под кустом и на пенечке с ножа или просто руками, то тут проблем нет, но если это за столом с тарелками, ложками, вилками, чашками и нормально нарезанным хлебом, мне становится как-то очень не по себе, иногда даже аппетит пропадает. Мой дед, твой прадед, говорил так – в одиночестве даже поросята плохо едят и рассказывал случай о том, как держал он одного кабанчика, а тот плохо ел и поэтому плохо набирал вес. Тогда он купил для него специальное небьющееся зеркало и поставил напротив кормушки и поросёнок стал съедать все, что ему приносили. Вот так то, – ответил Егор Егорыч, усаживаясь за старый дощатый стол.

После ужина они почти сразу легли спать, потому что на улице уже была ночь, и она была не очень теплая, хотя и без осадков, поэтому не располагала к прогулкам. Проснулся Егор Егорыч уже темной ночью от того что от противоположной стены бил в глаза отраженный яркий свет который даже сквозь веки заставил проснуться.

– Что случилось?

– Хочу сфотографировать этот листок с аккордами и текстом, – ответил племянник освещая телефоном висящий на стене листок с песней хозяина избы.

– А что среди ночи то? До утра не мог потерпеть?

– Вдруг утром забуду. Мне всё равно не спиться. Не привычно как то. Шум леса, мыши где-то шуршат еще и пищат. Дрова в печке трещат, – племянник зачем-то заглянул под листок, который был аккуратно завернут в прозрачную пластиковую пленку и запаян со всех сторон, – Ого! Тут тоже какая-то песня с гитарными аккордами. Автор тот же.

– Это вырезка из какого-то журнала в котором один раз опубликовали его авторские песни. В этом журнале еще вставки были толи с пластинками, толи с дисками какими то. На них были записаны его песни. Вот он и повешал этот листок на стену как память о признании своего творчества. Сколько лет он здесь висит я уже и не помню, – проговорил егерь сквозь сон и переворачиваясь на другой бок подальше от резкого белого света издаваемого телефоном, – вот сколько медведи лазят в избушку, постоянно всё срывают со стен, а листок этот так и висит.

– Хватит уже про своих медведей, итак уснуть не могу!

– Спят они уже. Зима скоро вот и легли, и ты спать ложись, утром не встанешь.

Проводы осени.

Женя проснулся поздно. Было уже очень светло и нос щекотал горячий сухой воздух жарко натопленной железной печки, но кожей чувствовалось, что предметы вокруг были холодные, поэтому вылезать из-под одеяла не очень то хотелось. Но он выглянул, откинув его с головы. Егеря уже не было на своем месте. Прислушавшись, Женя услышал, как тот шумит где-то за стеной избушки и только он хотел встать со своей лежанки как дверь избушки отворилась и на пороге в клубах густого пара появился Егор Егорыч, и увидев, что племянник проснулся он сказал:

– Всё! Кончился наш поход. Сейчас аккумулятор оттает, запускаем квадроцикл и на станцию рванем пока не поздно.

– Не поздно что?

– Мороз ударил. Градусов за тридцать сейчас. А вдруг будет еще ниже. У нас ведь одежда то не такая чтобы выдержать сорокаградусный мороз.

– Вчера была плюсовая, а сегодня – 30? Разве так бывает? Ведь еще ни одной снежинки не было?

– Бывает, бывает. Выйди на улицу и сам всё увидишь. Только одевай всё что можно, там очень холодно.

Племянник вышел за двери и остатки сна сразу же слетели с него. Воздух был действительно очень холодный. Деревья вокруг были белые до самых вершин от инея и изморози. В тишине было слышно как стволы деревьев трещали то тут то там. Эхо повторяло эти звуки и можно было подумать, как будто в лесу шла охота и кругом звучали сухие щелчки выстрелов. Он повысил голос, зная, что его хорошо слышно через дверь:

– А как вы определили что сейчас ниже 30 градусов?

– Кожей. За столько лет я научился определять температуру собственными ощущениями, – ответил егерь, выходя из избы, – сейчас я покажу тебе верный способ как определить, что температура стремиться к 40 градусам.

Он глубоко вдохнул носом и сложив губы трубочкой длинно выдохнул. Воздух издавал какой-то странный шипящий гул и выходил изо рта такой мощной струёй пара как будто кипел чайник: