Другая Россия

Мёртвые советские типы опять сидят во всех кабинетах власти. Люди с пустыми глазами. Работники прокуратуры, следственных учреждений, судебные, тюремные чиновники. Инквизиция — слепой робот — разворачиваясь, ухватывает граждан за одежду и волочит в тюрьму. Лефортовский замок набит «врагами государства». По сведению, все они талантливые, харизматические личности. Страну захватили мертвецы и посадили в тюрьмы живых — вот какой напрашивается художественный образ. Ясно, что Реставрация не на веки, но сейчас-то что делать?

Партия размышляла и размышляет над этим. Ещё несколько лет назад газета «Лимонка» объявила «конкурс на лучший проект Революции». Проекты присылали интересные и не очень интересные. Лучшие мы опубликовали в газете. За один из них, а именно, подписанный мною, если не ошибаюсь, он назывался «Революция в Крыму» (или «Восстание в Севастополе»), газета получила предупреждение от комитета по печати. Так что наши проекты, даже в литературном варианте уже вызывали неодобрение власти. К 1999 году и руководству НБП, и рядовым партийцам стало ясно: деятельность партии в России более невозможна. Мы убеждались в этом на каждом шагу. Во время наших митингов и пикетов нас стали окружать такой плотной стеной милиции со всех сторон, даже за спинами стояли, как будто мы заключённые концлагеря. Нам стали цензурировать лозунги, офицеры милиции запрещали разворачивать лозунги, по их мнению агрессивные. Нас и ранее беззаконно, без нашего разрешения, снимали на видеокамеры и ФСБ, и МВД, но последние пару лет прокуратура и московское ФСБ начали открывать уголовные дела по содержанию наших речей на митингах, записанных ими на видеоплёнку. Однажды меня привлекли за слово «революция». Одновременно сменилось и поведение СМИ. Всё более зависимые от власти, СМИ просто перестали являться на акции НБП, или являлись, но материал не показывался и не публиковался. Потому мы задумались, а стоит ли проводить акции, всё равно общество не узнает о них. Не на полсотни же прохожих работать. Репортажи в СМИ именно и были нужны нам как средство сообщения с массами, со страной, как средство агитации и пропаганды. Власть же узурпировала себе телевидение и прессу, ведь столики, кушеточки и пуфики Кремля, и костюмы Касьянова и Путина нам навязывают ежедневно. Каждое опускание и приподымание задницы президента заставляют нас видеть! Нам стало ясно, что наше политическое существование цензурируется и СМИ (в том числе и якобы «оппозиционное» НТВ нас нагло цензурировало), и властью.

Под предлогом борьбы с экстремизмом они цензурировали крупнейшую молодёжную партию России.

Партия решила, что разумно свести политическую деятельность на территории РФ до уровня деятельности правозащитной. Но взамен перенести центр тяжести нашей политической борьбы на защиту прав русскоязычного населения в странах СНГ. Тем более, что никто такой борьбой конкретно не занимался, ни одна политическая организация. Вся борьба сводилась к демагогическим заявлениям отдельных депутатов ГосДумы или Федерального Собрания и к редким и бессильным заявлениям МИДа. 24 августа 1999 года наши ребята — пятнадцать национал-большевиков проникли на башню Матросского клуба в Севастополе, забаррикадировались там, вывесили флаги НБП и лозунг «Севастополь — русский город!» и стали с балкона башни разбрасывать листовки с заголовком «Кучма, подавишься Севастополем!» Башню штурмовали, нацболы были арестованы и впоследствии провели шесть месяцев в севастопольской и симферопольских тюрьмах. Затем, под нажимом общественности, власти Украины передали ребят в Россию, где они были отпущены на свободу. Тогда, в конце января 2000 года, такое было ещё возможно. Реставрация ещё не полностью восторжествовала, не полностью консолидировалась. Спецслужбы России ещё не вмешивались в нашу борьбу на территории стран СНГ, а может быть просто прошляпили нашу активность.