Другая сестра

А вот поутру Эля физически чувствовала, как горе сковывает ее веки. И прежде чем открыть глаза, она задавала себе вопрос: проснется ли она когда-нибудь счастливой снова? Проснется ли чьим-нибудь счастьем? Врожденный оптимизм или привычка преодолевать неудачи – что-то из этого заставляло ее вовремя подняться, привести себя в порядок и отправиться на работу, ничем не выдавая своего состояния. В конце концов, боль отступит, когда-нибудь к ней вернется вкус к жизни.

В любом случае уже в машине, по пути в офис, поглаживая пластиковую крышечку бумажного стаканчика с капучино, Эля чувствовала себя намного лучше, чем накануне вечером. Она верила, что исцеление не за горами, и даже несмело надеялась, что Мика, быть может, тоже потихоньку оттаивает.

2

Надя выпустила струйку сероватого дыма в открытое окно. Воздух был теплым и неподвижным, поэтому комната наполнилась запахом табака, несмотря на ее попытки это предотвратить.

Будет неловко, если Денис застукает ее с сигаретой. Спать она с ним отказалась до рождения ребенка, а сама тем временем дымит на седьмом месяце при каждом удобном случае. Хотя врач посоветовала ограничить только секс, про курение не было ни слова.

С другой стороны, если кому-то и должно быть неловко, то только Денису, если он снова явится под утро. Но во сколько бы он ни явился, даже всюду виноватый, он наверняка начнет нудеть из-за сигарет.

Она затушила окурок в кофейной чашечке и уже через минуту прикурила новую сигарету.

Все чаще в последнее время ее посещали мысли о несбывшемся. Позади – тридцатилетний рубеж. Вроде бы не так много. Дети подросли, можно было бы уже наверстывать упущенное. В ее арсенале – успешно оконченный филфак и предложение от ведущей редакции страны. Сейчас, по прошествии почти десяти лет, ее там, конечно, никто не ждет, но она могла бы начать с более мелкого издательства. Вспомнить навыки редактуры или заняться переводами. Не так важно, как именно возвращаться к любимому делу. Но не тут-то было: на подходе третий ребенок, который, как она знала по опыту, завладеет всем ее временем и вниманием на ближайшие несколько лет.

В юности Надю не столько заботило построение карьеры, сколько одолевало стремление создать семью. Сейчас оно сменилось тоской по временам, когда она была свободна. Все, что когда-то казалось мукой – сидеть дома, когда у всех подружкек уже есть бойфренды, месяцами не чувствовать мужского тепла, в одиночестве ходить на чужие свадьбы и все свободное время проводить с такой же одинокой подружкой, – теперь выглядело в ее глазах более чем заманчиво. Но ведь не было необходимости рано выходить замуж. Она могла посвятить это время саморазвитию, работе, отдыху, книгам, второму образованию. Почему она не понимала тогда, что так тоже можно жить? Почему мечты о мужчине вытесняли все другие конструктивные мысли? Почему у нее не было феи-крестной, которая успокоила бы ее душу, сказав, что рано или поздно мужчина появится, вот только вместо уютной семейной жизни, которую она представляла себе как праздник двух любящих сердец, он обеспечит ей домашний режим путем систематического оплодотворения ее яйцеклетки? Почему она так поздно поняла, что куда удобнее придерживать мужчину чисто для романтических отношений? Свою жизнь она могла легко устроить сама. И, достигнув желаемого успеха, став тем, кем можно гордиться, с чьим мнением нужно считаться, лет в тридцать – тридцать пять уже можно было бы впервые задуматься о детях. Кто гнал ее в этот нескончаемый марафон повинностей, обязанностей, страхов и беспокойств? Могла ли она предположить, что к тридцати годам больше не почувствует себя такой свободной, как раньше? Что, если она уже не способна получать удовольствие, будучи загнанной в рамки семейных обязанностей и странно распределенных ролей внутри семьи?

Этот почти летний вечер, теплый воздух с примесью табачного дыма, пах в точности как тот, на перроне, когда головы ребят, таких родных и любимых, самых лучших, торчали в прямоугольных узких окнах готовившегося к отбытию поезда. Рыдания сдавливали ее грудь, горечь затуманивала рассудок, и чуть менее безутешная подруга Светка обнимала ее обмякшее тело. Казалось, что жизнь закончилась. Молодые люди часто принимают закономерные расставания и мелкие неудачи за конец света. А с возрастом, оглядываясь назад, осознают никчемность тех слез. Но Надя даже сейчас, с высоты прожитых лет, могла с уверенностью сказать: ее жизнь закончилась тогда, на перроне Туапсе в год ее совершеннолетия. И хотя она довольно быстро пришла потом в себя и они встречались с той компанией из похода, она больше не жила так полно и ярко, как тем летом в горах. Звездное небо, потрескивание ночного костра, гитара, ощущение близости неба и моря одновременно, устоявшийся распорядок, дежурство на кухне по графику, долгие пешие прогулки, отсутствие границ, окружение близких по духу людей, романтические веяния. Даже несмотря на то что она родила уже двух новых людей и готовилась к рождению третьего, жизнь – пульсирующая, осязаемая, волнующая – навсегда покинула ее вены.