Другая сестра

Вэл не вернулся в Архангельск. Он заявил Птицыной без всякого объяснения причин, что ни в какие командировки в ближайшее время не поедет, и она бы уже точно уволила его, если бы в этот самый момент Палыч не подписал договор на приобретение канала. Руководство молниеносно поменяли, Вэла повысили.

Он немного пришел в себя, маме сделали операцию. Прогнозы были туманными, впереди ждала химиотерапия.

Вэл сообщил Палычу о замечательной работнице архангельского филиала, но в данном вопросе его институтский приятель был солидарен с Птицыной: и так задач хватает, чтобы еще заниматься бесполезной пертурбацией.

Вэл впервые написал Сюзанне что-то другое вместо вечерних признаний. Спросил, как она посмотрит на то, что он поднажмет на собственника, чтобы ее перевели в Москву. Сюзанна давно не отвечала на его сообщения, но тут со всей эмоциональностью, на которую было способно текстовое сообщение, уверила его, что никогда этому не бывать.

Он встретил ее в московском офисе телеканала спустя два года. В Гамбурге открывался новый филиал, а самым выдающимся региональным руководителем оказалась Сюзанна, по образованию лингвист, свободно владеющий немецким и английским. По ее стеклянному взгляду он сразу понял, что она еще не готова его простить. «Значит, до сих пор любит», – эгоистично заключил он. Они не перекинулись даже парой слов. Наскоро получив указания от начальства, Сюзанна улетела в Германию, где пробыла несколько месяцев.

О ее возвращении в Архангельск Вэл узнал от Палыча. Она наладила работу филиала и пока будет контролировать его деятельность удаленно. Вэл немного успокоился – у него были некоторые переживания по поводу того, что она встретит какого-нибудь холеного немца и навсегда переедет в другую страну. Ему было спокойнее знать, что она в Архангельске, в городе, который хранит воспоминания об их самых счастливых днях и неделях.

Писать он ей не переставал. Даже после тогдашней единственной мимолетной встречи в офисе он поблагодарил ее за самый приятный рабочий день в своей жизни, пожелал удачи и попросил не забывать его. Вэл представлял, как ее злят и каким издевательством кажутся ей эти сообщения, но не мог остановиться…

Потеряв надежду на то, что телефон хотя бы намекнет ему на причины тотальной амнезии, Вэл встал, натянул на массивный волосатый торс серую футболку, сунул ноги в тапочки и прошаркал в кухню. Мамы там не было, но из ванной доносились копошение и шум воды.

– Мамуль, ты чего там возишься?

– Сынок, у тебя такие грязные ботинки! Где тебя носило?

– А во сколько я пришел? Не посмотрел на часы… – попытался схитрить Вэл.

– Пришел? – усмехнулась мама. – Тебя привели, сынок!

– Кто?

– Не знаю точно. Я сначала подумала, что это кто-то из твоих друзей, но, скорее всего, это был таксист. Незнакомый бугай. Повезло. Другой бы тебя не дотащил.

– Прости. Нас вчера, по ходу, опоили.

– Ага, – тоненьким скрипучим голосочком согласилась мама, не отрывая сосредоточенного взгляда от все еще не до конца отмытых ботинок.

– Правда, мам, даже похмелье какое-то странное.

Вэл знал, каким тяжелым бывает утро после хорошего праздника, но сам редко был подвержен этому состоянию. Благодаря старательно набранной массе и особенностям организма он мог очень много пить и не пьянеть, а если и хмелел, то наутро обычно чувствовал себя бодрячком. За исключением некоторых случаев с некачественным или слишком разнообразным алкоголем, которые можно было сосчитать по пальцам.

Но если этой ночью он напился до беспамятства, то ему сейчас должно быть намного хреновее – именно это он имел в виду, говоря о странном похмелье. Его не мутило, но голову как будто обволакивал липкий туман, да и тот возник, только когда Вэл поднялся с пос- тели.

– Я заварила травяной чай, – сказала мама. – Надеюсь, поможет.

– Надеюсь, – ответил Вэл и вернулся в кухню.

Было почти пять часов вечера, когда он покончил с завтраком. С одной стороны, Вэл обрадовался – уже скоро можно будет снова отправиться в бар. Но с другой – было еще совсем светло, апрельские вечера раздражали своей заторможенностью после стремительных зимних сумерек.

Вэл не выдержал и набрал другу.

– Мика, живой? Как насчет закрепить эффект?

– Эффект? Ты вообще помнишь, что вчера было?

– Нет, а ты?

– Очень смутно. Мне кажется, мы круто облажались.

– Стоп-стоп-стоп. Больше ни слова. Встречаемся в «Карете» через час. Я без бокала не готов базарить о вчерашнем.

5

«Каретой» назывался небольшой паб в полуподвальном помещении на Старом Арбате. Не в каждом приличном заведении Вэла сейчас бы приняли с распростертыми объятиями – небритого, с торчащими в разные стороны волосами, со стеклянными глазами и в небрежной полуспортивной одежде.