Другая сторона Эвереста

Более 180 альпинистов (преимущественно мужчины) собрались восходить на Эверест с севера в этот предмуссонный период, что говорит о растущей популярности северного маршрута и упрощении получения разрешения от китайских властей, что до начала 1980-х годов сделать было очень трудно.

Ал, представитель мировой высотной элиты, попал в свою стихию и был буквально захвачен старыми друзьями. Он знал многих альпинистов из других экспедиций и часами обменивался с ними новостями: кто куда ходил, но какому маршруту, кто погиб в последнее время. Мне доводилось слышать эти разговоры, и они всегда очаровывали меня. Серьезные альпинисты-высотники обсуждали лапины, срывы, бешеные ураганы в тон же манере, как простые смертные обсуждают результаты футбольных матчей. Смерть, стертый с лица земли лагерь. О несчастьях говорили с чувством неизбежности, как о потерях на линии фронта. Новости воспринимались едва заметным кивком головы или поднятием брови.

Внутренне они, возможно, готовились к любому повороту судьбы.

Остальные из нас общались каждый по-своему, забредая в лагеря соперников, привлеченные запахом свежего молотого кофе, или испеченного хлеба, или как в случае с Сандипом, — наличием двух симпатичных девушек в лагере индусов. Вскоре мы обнаружили, что каждый лагерь имеет свой неповторимый стиль. В норвежском лагере был хитроумный дизельный обогреватель, у которого грелась вся команда, бесконечно терзая свой спутниковый факс и жуя вяленую рыбу и оленью строганину.

В индийском лагере палатки были похожи на монгольские юрты, в которых участники сидели, поджав ноги, на экзотических коврах, привезенных из Дели. Входя в неё, вы чувствуете себя так, как будто ввалились во владения странствующего монгольского царя. Руководителем индийской команды был Мохиндар Сингх, высокопоставленный чиновник индо-тибетской пограничной полиции, из которой и была сформирована команда. Сингх руководил командой из тридцати девяти человек, и его организационные проблемы были на порядок сложнее наших. Тем не менее, он действовал с военной оперативностью, и, не мешкая, отправил своих участников вверх, на ледник, ставить передовой базовый лагерь (ПБЛ).

Моим излюбленным «вторым домом» был лагерь каталонцев, шести альпинистов из Джироны (север Испании). Теснота в их столовой палатке (она была сделана, в основном, из листов пластика) с лихвой компенсировалась их радушием и замечательным кафе. Они хорошо позаботились о своем питании: большой окорок висел у них под крышей, а на столе на почётном месте красовался восхитительный острый сыр.

Каталонцы, как и русские, выбрали более трудный и более лавиноопасный маршрут, чем наш. В отличие от нас, они не собирались поворачивать влево по леднику Ронгбук, а планировали выйти по ледовой стене на восточную сторону Северного седла и устроить там ПБЛ. Имея только трех шерпов, они хотели пройти сложную ледовую стену прямо отсюда до седла и потом проложить маршрут по северному гребню. С такой слабой поддержкой это была весьма амбициозная заявка, даже несмотря на то, что некоторые из них имели высотный (8000 м) опыт.

— Я думаю, нам надо бы побольше шерпов, — доверительно сказал мне одни из каталонцев. Я мог только согласиться. Они ушли из базового лагеря раньше нас, забрав всё с собой, так как для содержания постоянного лагеря у подножья ледника Ронгбук у них не было ни снаряжения, ни людей.

Недостатки нашей столовой палатки вскрывались с каждым прожитым днем. У нас не было обогревателя, и поэтому особенно по вечерам стоял собачий холод. Идя на обед, приходилось надевать перчатки и теплые куртки или комбинезоны.

Роджер быстро стал центром внимания наших первых разговоров в столовой палатке, и мы бесконечно восхищались его работой.

— Уцелели ли эти слоны?

— Что разобьется в следующий раз?

— Кто-то родился на борту?

Роджер терпеливо часами отвечал на эти и массу других вопросов, и его еда к концу ужина стояла перед ним нетронутой и остывшей. С этого места Брайан безжалостно высмеивал нашу одержимость авиацией:

«Правда, Роджер, что у Мессершмита 109 глохнет двигатель?» Или «Ты когда-нибудь сбивал Юнкерс, Родж?»

После каждой еды я возвращался в свою относительно теплую двухместную палатку и растирал замерзшие ноги. По соседству с нашей столовой палаткой стояла столовая шерпов. Если нашу палатку можно было назвать офицерской столовой, то к палатке шерпов больше подходило название рабочий клуб, который существенно ближе прилегал к кухне и поэтому получал гораздо больше тепла. Много было написано о «нашей» и «их» организации питания, но шерпы, по большому счёту, в быту оказались гораздо мудрее. Их столовая была намного теплее и приветливее нашей, с неизменной бочкой алкогольного напитка чанг под рукой, чтобы уберечься от холода.