Послевоенные годы были трудными. Сезон 1920-го года провалился, после расплаты с труппой Дягилев с Мясиным остались без денег. Спасла помощь от Шанель. «Весна Священная» в новой постановке Мясина шла успешно. Мясин приглядел островок возле Венеции, купили его и стали строить там дом (Massine 1968).
В январе 1921 г. в Лондоне в ресторане «Континенталь» в присутствии Стравинского, Шанель, Пикассо и других Мясин напился, вскочил на рояль и воскликнул: «Все тихо! У меня объявление. Пришло время. Я намерен уйти». Раздались крики: «Давай, продолжай! Скажи, с кем!» — «Нет секрета. Я собираюсь уйти с Соколовой». Соскочил и поцеловал ей руку. Это была англичанка с русским сценическим именем, у которой был свой возлюбленный — Кремнев. Оказалось, однако, что роман у Мясина с другой балериной, тоже англичанкой — Верой Савиной.
На следующий день расстроенный Дягилев предложил ей очень выгодный контракт, если она откажется от Мясина. Она не пошла на это. Перед репетицией Григорьев отозвал Леонида Федоровича и что-то сказал ему. Мясин смертельно побледнел и вышел. Репетицию отменили. Было объявлено, что Мясин уволен, а Савина переводится в кордебалет. Она тоже ушла. С ними еще несколько артистов — их друзей. Все вместе они сформировали небольшую труппу, сыграли свадьбу Мясиных и уехали в Южную Америку.
Семь лет мясинского периода окончились. Дягилев, который сразу потерял друга, любовника, премьера и хореографа, несколько дней не показывался, потом появился неузнаваемый, с большими черными кругами под глазами. Нувель боялся за его рассудок. Но Дягилев сказал: «Незаменимых нет в этом мире. Я должен найти кого-то».
7. Секретарь-сценарист
В феврале 1921 г. возле него появился 17-летний Борис Кохно. Этот парнишка был эмигрантом без гроша в кармане. Русский, из дворян. Отец был гусарским полковником, близким ко двору, даже крестным отцом цесаревича. Борис учился в императорском лицее Москвы и бежал с матерью и сестрой от революции, как все, через Константинополь. Судейкин, который писал его портрет, послал его с каким-то вопросом к Дягилеву. Сергей Павлович вышел к нему из ванной и, выслушав, сказал: «Извини, теперь расскажи мне не о Судейкине, а о себе». Выслушав, попросил придти завтра. Назавтра вопрос в лоб: «Хочешь быть моим секретарем?» Тот спросил: «Что должен делать секретарь?» Ответ: «Быть необходимым». Дягилев не обещал платить Борису жалованья, но стал кормить, поить, одевать и давать несколько франков в день на сигареты. Борису пришлось ограничить курение — не более 6 сигарет в день. Сразу же купили ему новые костюмы, и через несколько дней Кохно выехал с Дягилевым в Мадрид (Kochno 1971). Там на репетиции Кохно уже обращался к Дягилеву на ты. После отъезда Мясина в труппе не было человека, который бы смел обращаться на ты к Дягилеву.
Из Мадрида Кохно вернулся грустнее, чем уезжал туда. И физически и умом он не вполне подходил Дягилеву как любовник. Он не танцевал на сцене и, значит, не попадал в когорту молодцов, непрерывно поддерживающих телесную форму. Он был слишком благороден, слишком интеллигентен. Это делало его незаменимым другом, но уменьшало его привлекательность как любовника. Он был на первом плане, пока не было более под ходящего фаворита, а затем его роль должна оказаться за сценой. Он это сразу сообразил.
Кохно был очень начитан, немного поэт, знал наизусть всего Пушкина, также рисовал, понимал музыку. Он написал либретто на сюжет пушкинской «Мавры», а Стравинский сочинил на это либретто музыку. Бакст хотел сделать декорации, но их заказали другому. Бакст обиделся и порвал с Дягилевым.
В Испании подготовили к постановке «Спящую красавицу» Чайковского. В художественном отношении она удалась, но на премьере декорации повалились. Дягилев был сломлен и рыдал. С этого времени начались его болезни. Провал означал денежное фиаско. Нечем было платить труппе, и некоторые артисты ушли к Мясину. Стравинский мобилизовал на помощь своих знатных друзей. Одним из средств усилить труппу было объединение с балетом Монте-Карло.
8. Долин и Лифарь
В 1921 г. из России выбралась также Бронислава Нижинская, которая в Киеве создала было школу танца. Рассказала Дягилеву о лучших своих учениках, и он сумел вытребовать их из России. В январе 1923 г. прибыло пятеро парней. Дягилев спросил: «А есть ли среди них новый Нижинский?» Обращал на себя внимание самый юный, 18-летний Сергей Лифарь, которого Нижинская в Киеве даже не приняла в школу — он приехал вместо одного из ее учеников. Невысокий цыганистый парнишка, красивый (высокие скулы, темные глаза, вздернутый нос), но абсолютно необученный. Его первое впечатление от встречи с Дягилевым в отеле «Континенталь» было потрясающим.