Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

«слушал и прямо стонал, потом истопил баню и говорит — делай со мной всё что с тобой делали в Москве! А у меня там в рот брали, что ж я ему должен тоже? Мне этот его х… какой-то кривой с синим концом с детства еще надоел. Ну я так и быть взял у него, прямо чуть не стошнило. Вот единственный раз, больше никогда никому! Он изнеженный такой, всё время дома сидит, любит читать по истории, всё про Русь, западного ничего не признает, такой патриот…».

На ноябрьские праздники автор (или тот, от имени которого ведется повествование) сам поехал в Ижевск, увиделся со всеми персонажами. Художник оказался совсем не старичком, каким он виделся по рассказу Сережи. Узнав, что едет один из Москвы, приехал из деревни и Саша. Как пишет автор-интервьюер уже от себя,

«И ждал, что из этого будет. <…> Думаю, с замиранием сердца. Но не показывал вида. А уж в кровати такой податливый, нежный. Такой худенький, теплый, молоденький. Так ему сладко было всё что с ним делали. Трогал меня несмелой рукой за х… Опять же, если я сам его руку подвину». Собирается стать попом, хоть отец парторг в совхозе. «И как ему пойдет быть попом. Такие у него выразительные глаза, длинные черные брови, яркие губки; бородка ему пойдет. <…> Пусть идет в церковь» (ХГ Г 229–233).

Очень осторожным надо быть, принимая на веру рассказы гомосексуалов о том, кто и когда их совращал, как их вовлекли со стороны в гомосексуальное общение, кого из встречных нужно винить за их гомосексуальную судьбу. Чаще всего это маска, прикрывающая собственную тягу, собственную авантюрность, собственную страсть, и Харитонов это уловил.

6. Анализ гомосексуальной натуры

Еще более, чем в этнографических наблюдениях, исследовательский талант Харитонова проявлялся в психологической интроспекции. Мало кто в русской литературе столь глубоко, полно и тонко анализировал критически (на примере собственной личности) особенности психики гомосексуалов. Их суетность, бахвальство друг перед другом любовными успехами, сплетни, ревность.

Вот рассказчик, счастливый тем, что у него живет идеальный возлюбленный Алеша, приглашает к себе в гости бывшего своего любовника Сережу, чтобы похвастаться своим счастьем, чтобы тому стало завидно, и даже посылает к нему в постель на пару часов Алешу, чтобы показать свою власть над ним, а тот приникает к Сереже более страстно, чем приникал к нему, и он хочет порвать с Алешей, в итоге он наказан за тщеславие и тягу к унижению ближнего… (рассказ «Алеша Сережа»).

Вот он зовет к себе в гости знаменитого Р(устама), чтобы Р. увидел, каким «я» обзавелся роскошным возлюбленным А., и чтобы А. увидел тот круг, до которого ему не дотянуться, но А. стал сближаться с Р, это не входило в расчеты, пришлось выпроваживать Р., но А. захотел уехать с ним, началась форменная драка, в конце концов Р. уехал с А., и вышло всё наоборот по сравнению с гордыми планами, и сам виноват… (рассказ «Р., А., я»).

Или, скажем, один из дурных идеалов гомосексуальной любви — безответственность, которая ведет к частой смене партнеров, развивает эгоизм и в конечном счете оборачивается одиночеством. У Харитонова это представлено очень точным образом. Он как-то помечтал: вот бы «завести кошку и заколдовать в 17-летнего десятиклассника. В меня (но покрасивее)…. Я бы ставил опыты на его теле и снимал показания со своего сердца» (XГ 1: 238).

Известно, что многие гомосексуалы падки до членов большого размера. Подобно Жану Кокто, специально рисовавшему «поваренка-монстра» — с огромным членом, жирно выделенным на его рисунке, Харитонов останавливается на том же. Вот белый стих из «Вильбоа» (ХГ 1: 40–41):