Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

Это всё по большому счету очень верно (разве что де Сада Садур недооценила), но здесь то отношение к гомосексуальности, которое было естественно для этих авторов, но которого в чистом виде у Харитонова нет.

Заглянем в его философский текст «Слезы об убитом и задушенном». Тема названа торопливым шепотом без знаков препинания — «Вера спасение покаяние откровение грех». И сразу же текст огорошивает: «ГРЕХА нет». Автор поясняет — для человека, живущего словом.

«Назначение своей жизни он видит в художестве (словесном)…. А грех? грех не выполнить назначения… грех не делать то чего хочу. Я хочу чтобы у меня выходили дивные художества но отвлекаюсь на другое, а жизнь идёт; а художества-то художества-то кто мои выведет трепетной рукой легкой рукой… Какие-то те самые слова в которых что-то поймано. Кто поймает и каждый раз пока живет будет ловить эти прикосновения…. А грех, грех? Жизненного греха за мной нет, потому что всё что там в жизни это так, а на самом деле то, что в художестве…. А в чем ИСПОВЕДЬ, если нет греха. Может быть, исповедь в радости. Самая главная самая настоящая-то радость и есть, когда слезы и над бездной» (XГ 1: 177).

Через Валеру, «полуеврея об одном яйце», Харитонов познакомился с его бывшим любовником Славой, поэтом, собравшим вокруг себя простых ребят, чтобы было перед кем представать в романтическом ореоле. Но Валера пользовался его помощью, а сам его не любил. И однажды, когда Слава пришел в гости к Харитонову, спустил Славу с лестницы. А Харитонов спокойно смотрел на это и не возражал. Мысленно он объясняет это Славе, и это столь важно для него, что он записывает это одними прописными буквами:

«ЭТО БЫЛА ДЛЯ МЕНЯ РАСПРАВА НЕ С ВАМИ, А С ГРЕХОМ, ОТ КОТОРОГО Я ХОТЕЛ ОТДЕЛАТЬСЯ, ПРЕДСТАВЛЕННЫМ В ВАС. ЭТО ГРЕХ ИСКАТЬ СЕБЕ ОСОБОГО ПОЛОЖЕНИЯ СРЕДИ ЛЮДЕЙ И ТАК ПОДБИРАТЬ СЕБЕ ОБЩЕСТВО, ЧТОБЫ КАЗАТЬСЯ СТРАННЫМ — ЧТО ЕЩЕ И НЕ ГРЕХ… НО ОН ПОДВОДИТ В А С УЖЕ К САМОМУ ГРЕХУ: ВЫ НЕ ВЫПОЛНЯЕТЕ СВОЕГО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОГО ПОЛОЖЕНИЯ, ТОГДА КАК НАМЕТИЛИСЬ УЖЕ НА НЕГО. А НЕ ВЫПОЛНЯЕТЕ ПОТОМУ ЧТО ПИСЬМО ДЛЯ ВАС ЛИШЬ СРЕДСТВО ПРЕДСТАТЬ ПЕРЕД ЛЮДЬМИ В ВЫГОДНОЙ РОЛИ, ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ СТАТЬ ЗАМЕНОЙ ЖИЗНИ ИЛИ НОВОЙ ЖИЗНЬЮ» (ХГ 1: 207).

Он считал, что гомосексуальность не отнимает от его творчества важные составляющие, а наоборот, добавляет.

«Самый необыкновенный, самый проникновенный, самого ясного ума чел. на земле был, несомненно, Евангелист Иоанн. А 2-м был Оскар Уайлд. Тут с ним мог бы поспорить Джойс. Но Джойс не был гомосексуалистом, что не дало ему стать столь проникновенным как Оскар Уайлд… И третий — что делать — но это я, я говорю без лукавства» (ХГ 1: 260).

Более того, гомосексуальность помноженная на честолюбие в какой-то мере определила и само избранничество Харитонова, его уход в писательство. Или, по крайней мере, так он считал. Он (ХГ 1: 137) записывает: