Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

Родившись весной 1938 г. где-то в Сибири, в поезде, мчащемся во Владивосток, Рудольф Нуреев был как бы самой судьбой предназначен к скитальческому образу жизни и космополитизму В детстве его не раз перевозили — из Владивостока в Москву, оттуда в эвакуацию в Уфу. Он был и позже легок на подъем. Перебрался из Уфы в Москву, но не зацепившись там, рванул в Ленинград, учиться балету. К бегству в Париже он был в какой-то мере подготовлен своей натурой. Он не боялся новой среды. В будущем, когда он сказочно разбогатеет, у него окажется семь домов в разных странах и на разных континентах, он будет жить то в Париже, то в Лондоне, то в Нью-Йорке, иметь свой собственный остров в Италии и австрийское гражданство, но у него так и не будет своего отечества. Когда он посетил родину в конце своей жизни, в 1989 г., он огляделся вокруг, посмотрел на обшарпанные дома, на своих замызганных родственников, побывал в убогих квартирках друзей и прошептал своему телохранителю и массажисту Луиджи: «Почему мы не возвращаемся в

Италию? Что мы тут делаем?» — «Но это твоя страна», — возразил Луиджи. — «Нет, — ответил Нуреев, — больше не моя» (Солуэй 2000: 545).

В своей автобиографии, написанной вскоре после его побега на Запад, он подчеркивает три особенности своего детства — ужасающую бедность, татарские национальные качества (гордость, темперамент, хитрость) и рано проявившуюся любовь к танцу. Все три основаны на реальной действительности, но Нуреев совершенно обошел другие особенности своего детства. У него в детстве сложились те обстоятельства и проявились те качества, которые считаются у психологов характерными для формирования гомосексуальной психики и которые получили название «синдром девчонки в штанах» или «прегомосексуального мальчика» (Клейн 2000: 242–243). Рудольф был одним мальчиком в семье, состоящей полностью из женщин — мать и три старших сестры. Отец долго отсутствовал (был в длительных командировках, а затем на фронте). Появившись, не мог наладить общение с сыном — не одобрял его пристрастие к танцу, считая это женским занятием, обзывал его «балериной». Никак не мог приучить его к «мужским» занятиям — охоте, рыбалке.

В дошкольное время Рудик рос слабым и хрупким, а это делало его объектом насмешек для сверстников. Он не мог играть в коллективные соревновательные игры с ними и, обидевшись на насмешки, бросался на землю и плакал. Предпочитал компанию девочек — сестер и их подружек, хотя и они звали его плаксой. В школе тоже ребята потешались над ним, но не за бедность, как он пишет в автобиографии, а за то, что он носил девчоночью одежду — своих старших сестер. Он остался нервным и, если задеть его, готов был упасть, кричать и дико плакать, чтобы показать всем, что его обидели. В школе и во дворе ребята издевались над ним за неспособность к спортивным играм и неумелое выполнение гимнастических упражнений.

Единственной отдушиной для него были школьный танцевальный кружок и занятия по танцам в Доме пионеров. Это ему давалось, и тут он чувствовал себя на высоте. Между тем в школе на занятия танцами всегда гораздо легче заполучить девочек, чем мальчиков. Настоящим потрясением было для него посещение балета в Башкирском оперном театре. Он впервые оказался в таком роскошном зале — с хрустальными люстрами и бархатными сиденьями. «Я лишился дара речи… Я услышал «зов» «(Нуреев 1998: 61). Когда его сестра Роза приносила домой балетные костюмы и показывала их Рудику, он был в трансе. «И наступал момент райского блаженства. Я раскладывал их на кровати и разглядывал — просто пожирал глазами… Часами я разглаживал их, обонял их запах. Я был словно в наркотическом опьянении» (Там же, 63). Сейчас мальчики стали более пристрастными к одежде, к «тряпкам», а тогда это было чисто девчоночьей чертой.

Для мальчиков, развивающихся по гомосексуальному пути, характерно сравнительно раннее появление сексуальных интересов, реакций и мастурбации. Пока Рудик был в детском саду, баню он посещал по воскресеньям вместе с сестрами и матерью — естественно, женское отделение. Когда же он перешел из детского сада в школу, еженедельно в баню его стал водить с собой отец. Впоследствии Нуреев рассказал Кеннету Греву, в которого был влюблен, как однажды, когда отец мыл его, у сына возникла эрекция. Отец был так рассержен, что по возвращении домой побил его (Солуэй 2000: 44). Это, конечно, глупо, но отец уловил, что тут есть какая-то ненормальность: в мужском отделении эрекции у мальчика возникать вроде бы нет повода — не на кого.

В подростковом возрасте он занимался мастурбацией в уборной, которая помещалась на улице. Очевидно, это занятие требовало длительного уединения. Как он рассказывал позже приятелю, однажды он услышал шаги и через щель увидел приближающегося отца. Отец нетерпеливо стукнул в дверь. Рудик специально стал удовлетворенно постанывать, чтобы отец понял, чем он тут занят (Там же, 62). Это был своеобразный бунт против отца.