Другая судьба

Адольф не стал спорить, постыдившись торговаться из-за сорока франков перед швейцарами «Рица», хотя цену шофер заломил несусветную.

Расплатившись, он прошел в свои апартаменты. Он занимал главную комнату, Софи вторую, а для Генриха нашлась красивая мансарда.

Адольф разделся, долго стоял под теплым душем, смывая хмель, потом облачился в шелковую пижаму.

Проходя мимо комнаты Софи, он увидел полоску света и выругался – сработал рефлекс экономного отца, – подумав, что она опять уснула, не погасив лампу.

Он толкнул дверь и увидел на расстеленной смятой постели обнаженного Генриха, который держал в объятиях обнаженную Софи.

Услышав, как скрипнула дверь, они открыли глаза и испуганно уставились на Адольфа.

* * *

Два диктатора сидели на дымящихся руинах.

Гитлер отыскал среди развалин ящик, который не разнесло взрывом. Муссолини опирался на торчащую балку – все, что осталось от стены.

Пепел еще кружил в развороченном здании, и переводчик Пауль Шмидт с тревогой проверял, не осталось ли очага опасности среди обломков конторских столов и стульев, осколков стекла и кусков стен, клочьев одежды с пятнами крови.

Окрестный мрачный лес обдавал их ледяным дыханием.

Гитлер подпалил волосы, рука висела на перевязи, но он был совершенно спокоен и улыбался, показывая то, что осталось от его бывшего конференц-зала.

– Итак. Я только что был здесь, сидел за столом, изучал воздушную карту, и вдруг через долю секунды взметнулось сине-желтое пламя. Потом прогремел страшный взрыв. Меня окутало клубами густого черного дыма. На голову дождем посыпалось стекло, щепки. Все трещало. Нас было здесь двадцать четыре человека. Когда дым рассеялся, я увидел мечущиеся фигуры в охваченной огнем одежде, с горящими волосами. Я убедился, что цел и могу двигаться. Осколки попали в руку и в ногу, но других ран не было. Идя на свет, я спотыкался о лежащие тела. Некоторые мои люди погибли на месте, другие были тяжело ранены. Когда я вышел отсюда, славный генерал Кейтель бросился ко мне, крепко обнял и закричал: «Мой фюрер, вы живы, вы живы!» Он плакал горючими слезами, наш добрый Кейтель.

Тут Гитлер прервался и тоже всплакнул, больше растроганный волнением генерала, чем собственным везением. Муссолини, немного отстававший от рассказа из-за переводчика, тоже старательно умилился.

– Шмидт, сколько тяжелораненых? – рявкнул Гитлер.

– Одиннадцать, мой фюрер!

– Сколько? – гаркнул он.

– Одиннадцать!

– Вот видите, Муссолини, одиннадцать тяжелораненых, очень тяжело, они наверняка скончаются в ближайшие часы!

Он выкрикнул это с гордостью, словно сообщал о своей личной победе.

– Ваш стенограф Бергер уже умер в машине «скорой помощи», мой фюрер! Ему оторвало обе ноги…

– Кто?

– Бергер.

– Вот видите! – еще громче вскрикнул Гитлер, с удовлетворением поворачиваясь к Муссолини.

– А полковнику Брандту остались считаные часы! – надрывался переводчик.

Гитлер был в восторге. Чем яснее он осознавал масштаб бойни, тем больше гордился, что выжил: это подчеркивало его исключительность.

Муссолини, постаревший, ослабевший, во всем разочаровавшийся, измотанный, не понимающий, что делает на этих развалинах, свергнутый итальянским народом, заключенный в тюрьму, освобожденный Гитлером и силой удерживаемый немцами во главе маленькой республики Сало[29] на севере Италии, спросил у переводчика, почему Гитлер так кричит.

– У фюрера от взрыва лопнули барабанные перепонки.

– Он знает?

– Никто не смеет ему об этом сказать.

Муссолини кивнул. Он тоже не собирался рисковать.

Гитлер по движениям губ увидел, что Муссолини и Шмидт разговаривают между собой.

– В чем дело, Шмидт? Ведете личные разговоры с дуче?

– Я успокаивал его насчет вашего здоровья, мой фюрер! – гаркнул Шмидт.

– Я прекрасно себя чувствую, просто изумительно, это всего лишь царапины.

Гитлер встал и гордо повернулся вправо-влево, показывая, в какой он форме. Казалось, он демонстрирует творение своих рук.

Тут Муссолини заметил, что глаза Гитлера косят вправо. В ту же сторону клонилось и все его тело.

– Наверно, внутреннее ухо, – задумчиво сказал Муссолини Шмидту.

– Как? – рявкнул Гитлер.

– Вы в отличной форме!

Гитлер улыбнулся:

– Мой дорогой дуче, после этого покушения я даже помолодел. Оно доказывает, что Провидение по-прежнему со мной и будет защищать меня до тех пор, пока я не выполню свою миссию. Мы должны сохранять непоколебимый боевой дух, несмотря на временные трудности, которые сейчас переживаем. Союзники гораздо более разобщены, чем об этом говорят, и я не думаю, что их союз просуществует долго. Как Англия и Соединенные Штаты могут быть солидарны с Советским Союзом? Либералы с большевиками? Они скоро поймут.

Муссолини хотел было напомнить, что сам Гитлер несколько месяцев был союзником Сталина. Но промолчал.