Другая Троица. Работы по поэтике

Сен-Дамье – это место, где жизнь встречается со смертью, подобно тому как на шахматной доске соседствуют светлые и темные квадраты. И это место, где герой встречает своего двойника-антипода (то есть того, кого на самом деле нет, кто лишь обозначает приобщение героя к опыту смерти).

В романе Достоевского «Преступление и наказание» символом смерти выступает отъезд на другой, чужой материк – в Америку. Но и само слово «АМЕРика» перекликается со словом «сМЕРть»:

«– Я, брат, еду в чужие краи.

– В чужие краи?

– В Америку.

– В Америку?

Свидригайлов вынул револьвер и взвел курок».

Любезный читатель, я тебя, конечно, МОРочу, но таково мое писательское РЕМесло.

Леон Бакст. Эскиз костюма арлекина к балету «Спящая красавица». 1921 год

Одинокий король (Набоков и Дон Кихот)

Почему нас смущает, что Дон Кихот становится читателем «Дон Кихота», а Гамлет – зрителем «Гамлета»? Кажется, я отыскал причину: подобные сдвиги внушают нам, что если вымышленные персонажи могут быть читателями или зрителями, то мы, по отношению к ним читатели или зрители, тоже, возможно, вымышлены.

Хорхе Луис Борхес «Скрытая магия в “Дон Кихоте”»

У него было забавное чувство, что он единственная черная фигура в том, что составитель шахматных задач мог бы назвать «выжидательной-задачей-с-королем-в-углу», типа solus rex[14].

Владимир Набоков «Бледный огонь»

* * *

Набоков читал лекции о «Дон Кихоте» (и конспектировал книгу Сервантеса по главам, добавляя свои примечания). Почему он это делал? Его заинтересовал главный (в смысле: установочный) роман Нового времени?

Вообще-то Набоков не хотел заниматься Сервантесом, его вынудили (поручили как преподавателю литературы).

И все же во встрече Набокова с Дон Кихотом был смысл, не осознаваемый, конечно, ни университетским начальством, ни (поначалу) самим Набоковым.

В лекциях о «Дон Кихоте» есть фраза: «отражения и отражения отражений мерцают на страницах книги». Это верно, но то же самое можно сказать и о любой книге самого Набокова.

* * *

В предисловии к «Дон Кихоту» Сервантес говорит (правда, устами приятеля) о своей книге, что «вся она есть сплошное обличение рыцарских романов», то есть пародия на рыцарские романы. А в конце книги утверждает (правда, устами вымышленного автора истории о Дон Кихоте – Сида Ахмета Бенинхели[15]): «…ибо у меня иного желания и не было, кроме того, чтобы внушить людям отвращение к вымышленным и нелепым историям, описываемым в рыцарских романах; и вот, благодаря тому что в моей истории рассказано о подлинных деяниях Дон Кихота, романы эти уже пошатнулись и, вне всякого сомнения, скоро падут окончательно». Тут автор морочит легковерного читателя. Кто бы тогда читал «Дон Кихота» – сейчас и на протяжении веков? Кому какое дело до рыцарских романов, для кого они актуальны? Только для чудаков вроде меня (и это мое любимое чтение – особенно сейчас, когда мне за пятьдесят). Известно, что рыцарские романы уже не были популярны даже в современной Сервантесу Испании. (Популярность прозаических испанских рыцарских романов началась с первого «бестселлера» – «Амадиса Галльского», увидевшего свет в 1508 году. Этот роман больше всего и отражен в «Дон Кихоте». После 1565 года популярность рыцарских романов сходит на нет. Первая книга «Дон Кихота» появляется в 1605 году, вторая – в 1615-м.) Вот что говорит об этом Набоков: