Другая Троица. Работы по поэтике

Победа Цинцинната – это именно та победа, которая нужна Дон Кихоту (и которую не дает своему герою Сервантес).

Установка Набокова всегда фантастическая, хотя далеко не всегда столь откровенно выходит на поверхность, как в «Приглашении на казнь», где просто использована сказочная концовка «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла (в переводе Набокова – «Аня в стране чудес»):

«– Отрубить ей голову, – взревела Королева.

Никто не шевельнулся.

– Кто вас боится? – сказала Аня. (Она достигла уже обычного своего роста.) – Ведь все вы – только колода карт.

И внезапно карты взвились и посыпались на нее: Аня издала легкий крик – не то ужаса, не то гнева и стала от них защищаться и… очнулась… Голова ее лежала на коленях у сестры, которая осторожно смахивала с ее лица несколько сухих листьев, слетевших с ближнего дерева».

Жан-Батист Симеон Шарден. Карточный домик. 1737 год

Подобно этому заканчивается и самое известное произведение «магического реализма» – роман Габриэля Гарсия Маркеса «Сто лет одиночества» (1967). Последний из Аурелиано читает пророческие записи цыгана Мелькиадеса о жизни своего рода, причем его чтение о гибели рода и поселка Макондо совпадает с самой этой гибелью:

«Макондо уже превратилось в могучий смерч из пыли и мусора, вращаемый яростью библейского урагана, когда Аурелиано пропустил одиннадцать страниц, чтобы не терять времени на слишком хорошо ему известные события, и начал расшифровывать стихи, относящиеся к нему самому, предсказывая себе свою судьбу, так, словно глядел в говорящее зеркало. Он опять перескочил через несколько страниц, стараясь забежать вперед и выяснить дату и обстоятельства своей смерти. Но, еще не дойдя до последнего стиха, понял, что ему уже не выйти из этой комнаты, ибо, согласно пророчеству пергаментов, прозрачный (или призрачный) город будет сметен с лица земли ураганом и стерт из памяти людей в то самое мгновение, когда Аурелиано Бабилонья кончит расшифровывать пергаменты, и что все в них записанное никогда и ни за что больше не повторится, ибо тем родам человеческим, которые обречены на сто лет одиночества, не суждено появиться на земле дважды».

В подлиннике: “la ciudad de los espejos (o los espejismos)” – «город зеркал (или миражей)». При этом обыгрывается то, что “espejo” (зеркало) и “espejismo” (мираж) – однокоренные слова. Роман Гарсия Маркеса – об одиночестве и отражениях[21]. Об одиноких королях, ищущих выходы из своего королевства. О герое книги, который может эту книгу прочесть.

* * *

Враги повержены – замечательно, Дон Кихот едет дальше, «направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему». Однако представление, что двойник-мир с тобой играет, – не паранойя ли это?

В рассказе «Условные знаки» (или «Знаки и символы») (Signs and Symbols, 1948) Набоков пишет о своем герое (у которого, кстати сказать, есть двойник-антипод: «двоюродный брат, теперь известный шахматист»):