Другая улица

Работали, как могли, на пределе, хотя еле ноги волочили. Если услышите сказочки, что мы якобы обжирались или просто сытно жили – плюньте в рожу. Честью клянусь, жили самую капельку получше людей с рабочими карточками. У Васьки – фамилия ни к чему – эта капелька ни жену, ни детей не спасла. Умерли. И почти все родные. И чуть ли не весь его подъезд. Он потом застрелил одного… торгаша. Парень сорвался. Там сливочное масло литровыми банками, сало пластами, царские червонцы в узелках, много чего еще. Вася затрясся, побледнел, вынул пистолет – и в лоб. Начальник у нас был правильный мужик. Оформили «при оказании вооруженного сопротивления», а Васю отправили на фронт, что было и не наказанием, в общем. Все мы не один рапорт написали…

Мы тогда вели одну интересную квартирку. Где как раз и мелькнул крайне любопытный по нашей линии типчик. По уже имеющимся данным тянувший не на спекулянта, а именно что на немецкого агента. Впрочем, быть может, и финского, мы еще не знали точно.

Уже было установлено круглосуточное наблюдение за домом. Черный ход держал Ревмир, а мне выпало парадное. Было это… ну, скажем, в историческом центре Ленинграда. Что ни дом – то история. Разные знаменитые люди когда-то жили…

Позиция у меня была хорошая – на другой стороне улицы, под аркой над входом во двор. Никакого уличного освещения, я в густой тени, меня с улицы незаметно совершенно, а мне прекрасно видно и улицу, и парадное. Ночь стояла светлая. Бывали наблюдательные позиции в сто раз неудобнее, но не об этом разговор.

Я придирчиво засекал время для всякого появившегося на улице. Ведь неизвестно заранее, посторонний он или отправится по нашему адресочку. И когда объявились эти, время тоже засек точно. До сих пор помню: час тридцать шесть ночи.

Прохожих в такую пору, естественно, было мало. Тишина стояла – хоть ножом режь. Поэтому услышал я их издали. Они разговаривали не то чтобы громко, нормальными голосами – но для нашего города в то время и такой разговор казался чуть ли не криком во всю глотку. Очень уж весело, очень уж беззаботно они разговаривали. Я и забыл, когда последний раз слышал такую вот веселую и беззаботную болтовню. Во всяком случае, за время блокады – ни разу. Разговор мирного времени, довоенный, неправильный. Хохотки, шаг быстрый, неголодный…

Я располагался у самого края арки, чтобы держать под наблюдением не только парадное, но и изрядный кусок улицы в одну сторону. Другую сторону держал Виталий, занявший позицию левее меня.

И тут, когда они еще не дошли до моей арки метров десять, я расслышал четко, звонко:

– Забавное местечко, точно. Если прикинуть, тут каждая за шоколадку…

И сказал не то чтобы «даст», а вовсе уж совершеннейшую гнусность. В те времена считавшуюся извращением. Да и сейчас в Уголовном кодексе проходит как «извращенный способ». Меня от ненависти так и замутило. А что я мог сделать? Как бы ни подмывало пальнуть по ним пару раз – дисциплина… Даже и остановить, проверить документы, нельзя: что, если они как раз в ту квартиру и идут, их спугну? Второй засмеялся весело, похабно, сыто, мать его. Ответил что-то вроде:

– Ничего, Витек расстарается, для того и держим…

И прошли мимо, не сворачивая в парадное. С нашей точки зрения – пустышка. Вскоре и разговора не стало слышно.

Квартиру эту мы через пару дней тряхнули. И точно, взяли там человечка от немцев, но это уже другая история. В рапорте я, конечно, указал: в такое-то время по улице прошли двое, сытого вида. Их разговор не передавал. Противно было как-то, а к моим прямым служебным обязанностям это отношения не имело ни с какой стороны. Виталий, я потом спросил, ничего такого не слышал, он располагался дальше от них. Хотя тоже, конечно, отметил, что не похожи они на обычных людей, хлебнувших горя по маковку. На том и кончилось. Не объявлять же общегородской розыск на двух сытых, ведущих похабные разговоры? К тому же и характерные приметы я заметить не смог.

И забыл я эту историю надолго. А вспомнилась она гораздо позже, в шестидесятые. Сын у меня фантастикой увлекся, натаскал целую библиотеку. Потом охладел, женился, уехал с женой в Сибирь, книги оставил. Я, когда вышел на пенсию, стал искать какое-нибудь занятие для убийства скуки. Пить много никогда не любил, в домино в скверике стучать не охотник. Устроился в военизированную охрану, благо на пенсию вышел гораздо раньше обычных шестидесяти – у нас и выслуга своя, и все такое. Сутки через трое. Вот я и стал брать на вахту сыновы книги, да по паре-тройке, если маленькие. Служба выпала простая: сиди на одном месте, днем пускай по пропускам, а ночью не пускай никого, такая уж контора была.

Короче говоря, одолел я превеликую уйму фантастики. И вот помаленьку-полегоньку стали у меня бродить в голове вовсе уж шальные мысли, навеянные многими этими книжками. Безумная версия, конечно, ну да ладно, психиатров поблизости нет…