Другая женщина

Конечно, теоретически они с Томкой представляли себе, что к чему. Свою первую ночь оба потом вспоминали со смешанным чувством, которое хорошо выражает известная поговорка «и смех, и грех»! Но как-то справились, несмотря на то что у Димки все время вертелись в голове наставления пьяного в дым отца, изложенные простым русским матом – Димку всегда тошнило от этой похабщины. Хорошо, что дед Шило, увидев выражение лица жениха, быстренько увел отца: пойдем, выпьем за молодых!

Поженились, потом Димка отслужил, Томка его дождалась, он выучился на программиста, Томка – на экономиста, Димка нашел хорошую работу в московской фирме по установке охранных систем, она – в банке районного центра, потом родилась Катька, которую бабушка все-таки успела понянчить. Димке иной раз казалось, что именно бабушка и держит их с Томкой брак: один раз ему даже приснилось, что они с Тигрой стоят посреди комнаты с Катькой на руках, а бабушка старательно заворачивает их в прозрачную упаковочную бумагу и перевязывает красной ленточкой – как букет!

Димка прекрасно знал, почему бабушка так ратовала за их брак с Томкой. Давно знал. Когда он еще был маленьким, бабушка часто ходила в гости к деду Шило – Александру Петровичу Шилову, Томкиному дедушке. Он жил один в старом, потихоньку разваливающемся доме. Бабушка надевала чистую кофточку, повязывала нарядный платочек – прихорашивалась. Димка сначала не понимал, почему мать с отцом и сестры над ней подсмеиваются, потом догадался: у бабушки с дедом Шило – любовь! Такая, как в романах – он прочел парочку, стащив у сестер. Правда, в романах герои были молодые и красивые, а бабушка с дедом Шило уже старые и морщинистые, особенно дед Шило, весь сморщенный, как печеное яблоко. Тигру они с собой никогда не брали, вдвоем ходили. Навстречу им вылетал дедов Трезор – маленький лохматый песик, который заливался лаем и прыгал, норовя лизнуть в нос. Димка каждый раз волновался, когда дед Шило выходил на крыльцо и спрашивал:

– Никак Поля пришла?

– Ну да. Здравствуй, Саша! – отвечала бабушка, и лицо ее расцветало, молодело, заливалось нежным румянцем, и дед Шило тоже улыбался счастливой мальчишеской улыбкой. Димка смотрел не дыша – это было так красиво! И почему надо над этим смеяться?! Бабушка с дедом долго пили чай с пастилой и разговаривали, иногда дед доставал графинчик с вишневой наливкой, и тогда, немного выпив, они пели слабыми старческими голосами, а Димка слушал: «Вот кто-то с горочки спустился, наверно, милый мой идет… На нем защитна гимнастерка… Она с ума меня сведет!» Или «Окрасился месяц багрянцем». Но особенно дед Шило любил песню, которую пел Марк Бернес – у Артемьевых была такая пластинка, и бабушка часто ее заводила:

Мне тебя сравнить бы надо
С песней соловьиною,
С майским утром, с тихим садом,
С гибкою рябиною.
С вишнею, черемухой,
Даль мою туманную,
Самую далекую,
Самую желанную!

Потом, научившись играть на гитаре, Димка сам пел для бабушки: «Как это все случилось, в какие вечера? Три года ты мне снилась, а встретилась вчера…» – И бабушка вытирала слезы платочком. Если старики не пели, Димка убегал во двор и носился там наперегонки с Трезором или заглядывал в дедову мастерскую – тот был сапожник. Колодки, разбойничьего вида ножи и шильца, разноцветные куски кожи, деревянные гвоздики, дратва, готовые нарядные туфельки – все это хозяйство так занимало Димку! Дед дарил ему то деревянные гвоздики, то металлическую подковку на каблучок, а то и маленький обрезок остро пахнущей кожи, приговаривая:

– Эх, какое шевро! Мягкое, что твой шелк! Разве сейчас такое найдешь! А это, гляди, опоек! Чувствуешь, гладкая какая?

Димка порой мечтал, чтобы они с бабушкой ушли к деду Шило жить. Как было бы хорошо! Деревянный дом, большой участок с яблонями-вишнями, веселый Трезор, толстый ленивый кот Мурзя, которого Димка каждый раз радостно тискал, а тот только вяло помахивал хвостом. Пожалуй, Димка тогда тоже стал бы сапожником… Но дед Шило быстро развеял его мечты:

– Эх, малый! Кончились все сапожники! Это я так, по старой памяти – кому набойки набить, кому стельку вклеить, а туфель-то почти никто и не заказывает. Все ж теперь купить можно, и дешевле гораздо. А что покупают-то?! Одни слезы! Ни кожи тебе настоящей, ни работы – так, картон на клею! Так что и не мечтай. Никому мы теперь не нужны.

Поэтому Димка понимал, отчего бабушке так хочется, чтобы хоть он породнился с Шиловыми. Однажды спросил – деда Шило уже не было в живых:

– Бабуль, а почему ты не ушла к деду Шило? К Александру Петровичу? Ведь ты его любила, правда? И он тебя? Он один, ты одна – чего было не жить вместе?

– Да как я могла-то, что ты! На мне ж все хозяйство, весь дом. Да и какая любовь на старости лет! Поздно, сыночка. Поздно, – и вздохнула.