Другая женщина

Глебу на самом деле было все понятно: станция Березай – приехали, вылезай! Паровоз свернул на другой путь, вагон отцепили. И то сказать, лет десять тащил его за собой паровоз, грех жаловаться. Кто кого тащил, правда, вопрос! Связи – это Кирилл, знания и умения – это по части Глеба. Общая работа, общие заказы, общие планы… Глеб никогда не вникал, как Кирилл подает заказчикам и начальству результаты их общего труда, какие снимает сливки, как распределяет премии. А пожалуй, и надо было.

– Да, кстати! А когда ты узнал о ликвидации фирмы?

И тут Кирилл так заюлил, что даже Глебу стало понятно: знал давно и подготовил себе теплое спасительное местечко. Нет, Глеб даже не думал, что Кирилл обязан как-то устраивать его судьбу – все люди взрослые и самостоятельные, не детский сад! Но сказать-то мог?! Чтобы и Глеб подготовился!

– Когда я советовался с тобой, брать ли кредит, ты уже знал?! Какого черта ты тогда пел о моем повышении?! У меня же трое детей! Трое!

– Ну, старик… Я ж не мог… Ты ж понимаешь…

– Я ж, ты ж! А, чтоб тебе! – и Глеб ушел, хлопнув дверью.

В этот вечер он напился, да так, что Галка напугалась. Он пытался объяснить, что случилось, – она не понимала. Не понимала, что это крах всей их жизни. Сначала и сам Глеб не очень это понимал – проспавшись, он бодро раскидал резюме куда мог и стал ждать откликов. Связей у него, в отличие от Кирилла, никаких не было. Не сразу Глеб понял и то, что надо бы снизить запросы – работу прежнего уровня ему не предлагали, а то, что предлагали, не нравилось. И таких, как он, по Москве было полно: молодых, безработных, готовых на все.

Только побегав в поисках работы, он осознал, как ему повезло, что Кирилл тогда взял его к себе. Глеб попробовал в одном месте – сократили, в другом – развалилась фирма, а из третьего сам ушел, чтобы не сесть за компанию с прочими деятелями. Он был кругом в долгах – назанимал, чтобы вернуть кредит, поскольку и участок с недостроенной дачей, и новую машину продал в убыток. Плохой из него коммерсант оказался. Глеб никогда этого не умел: выгадывать, лезть напролом, толкаться локтями. И Галка! Она не помогала нисколько: все цеплялась за прежний образ жизни, за все эти спа-салоны, бассейны и тренажерные залы, за шубки и бриллианты, которые были уже не по карману. Няню Глеб пытался сохранить до последнего – понимал, что Галка просто не справится. Но он даже представить себе не мог, насколько Галка не справляется!

Выходя замуж, Галочка никак не ожидала, что ее ожидает такая неприятность с детьми. Мечтая о замужестве, она всегда представляла себе парочку здоровеньких ребятишек. Будущая семейная жизнь виделась ей эдаким ярким видеоклипом, вроде рекламы «Милки Вея» или «Киндер-сюрприза»: волшебство в шоколаде, молочные реки, фруктовые берега – натуральное счастье в надежной упаковке!

Поначалу примерно так и было. Узнав, что забеременела, Галочка углубилась в журналы – «Девять месяцев», «Мой ребенок», «Счастливая мама», обновила гардероб и приготовилась вкушать радости материнства. Но настоящая беременность оказалась настолько же далека от журнальной, насколько сама Галя – от глянцевых красоток, демонстрирующих свои отфотошопленные животы на рекламных картинках. Галочка мучилась от токсикоза, страдала от отеков, а выглядела просто уродиной. Мужу некогда было с ней нянчиться, а мама нисколько не сочувствовала: «Я родила, и ты родишь как миленькая! Терпи, у всех так».

Раньше Галя как-то не имела дела с детьми: выросла одна, никаких племянников и племянниц. Конечно, у подруг были младенцы, да и вообще вокруг все время тусовались какие-то дети: пищали в колясках, орали в песочницах, скандалили в магазинах. Галя смотрела на них без особенного энтузиазма, не испытывая никакого умиления – или что там положено испытывать?

Но собственный ребенок – это же совсем другое дело! Конечно, она будет безумно его любить, баловать, наряжать, катать в нарядных колясочках. Вернее – ее! Потому что ждала девочку. Еще лучше: платьица, бантики и оборочки, красные туфельки, бусики и куколки! К выбору имени она подошла очень ответственно – ей хотелось что-нибудь вроде Ренаты или Кристины. Но, как оказалось, выбора-то и не было: мама настаивала на Людмиле – так звали бабушку, и Галя, вздохнув, покорилась. С мамой было трудно спорить.

Процесс родов показался Галочке отвратительным, а ребенок ужаснул – какой-то красненький уродец! А где же обещанный журналами розовый ангелочек с ямочками?! И Галя с недоумением смотрела на мужа и родителей, которые ахали, охали, сюсюкали и квохтали над девочкой. Она сама с легкой брезгливостью дала ребенку грудь и невольно поморщилась, когда маленький ротик жадно зачмокал. Никаких материнских чувств она не испытывала – живое дитя, в отличие от чистеньких рекламных младенцев, без конца пищало, вопило, отрыгивало, пускало слюни и сопли, писало и какало.