Другая женщина

– И не говори! Но ты не за свой столик села и подстриглась, а я уже настроился месяц ждать…

– Я ногу подвернула, поэтому не приходила! И тоже хотела с тобой заговорить, но ты опередил…

– Да, смешно получилось – не узнал! Ладно, как-нибудь справимся, правда? – Андрей поцеловал ее в висок, а Ира погладила его по щеке:

– Мы постараемся.

– Ну что, ты выбрала, что хотела?

– Да. – Ира оглянулась в поисках тележки, оказалось, та осталась у стеллажа с книгами. – Я подумала, что Люше надо книгу купить. Она любит читать?

– Да только и делает, что читает! У них книг полно, целая библиотека.

– Я нашла замечательные сказки, и картинки забавные, а то сейчас редко хорошие иллюстрации делают. Только дорогая, ничего?

– Ничего. Вот посмотри-ка! – И Андрей сунул ей игрушку – маленького плюшевого ослика с грустными глазами.

– Ой! Ослик Иа! Где ж ты взял, я не видела такого!

– Нравится? Он последний был. Это тебе.

– Мне?!

– Ну да. Мне почему-то показалось, что тебе нужен такой ослик.

– Нужен! Я всегда хотела! Как ты угадал? Потрясающе! Нас было четыре подруги в институте: Винни-Пух, Пятачок, Кролик и я, ослик, только не Иа, а Антипка!

– Почему же ты ослик? И почему – Антипка?!

– Не знаю, они говорили – похожа на Иа, хотя я вроде не такая унылая. Антипка – по фамилии, я же Антипова!

– Ты милая. И вовсе не похожа на ослика. Ты похожа на птичку. Синичка!

– Почему?!

– Ты первый раз в апреле пришла. В голубой шапочке.

– Да, у меня есть голубая беретка! Наверно, в апреле, правда.

– У меня в офисе балкон, я там кормушку повесил. Прилетают всякие воробьи-синицы и одна маленькая, с голубой головкой! Ты как вошла, я сразу эту синичку вспомнил. Потом, когда приходил в кафе, всегда смотрел: прилетела моя Синичка или нет? В голубой шапочке.

– В беретке!

– Ну в беретке. Главное, что ты прилетала.

– Вот все ты врешь! Это ты сейчас придумал!

– Чистая правда.

– А меня бабушка птичкой называла…

– Вот видишь, все одно к одному!

Они наконец выбрались с Кольцевой и теперь ехали какими-то проселками. Андрей уверенно вел машину, поглядывая на Иру, которая все думала про себя: «Не может быть! Что я делаю? Я сошла с ума…»

– Андрей, а ты вообще кто? – вдруг спросила Ира.

– В смысле?

– Ну, я химик, а ты?

– А-а! Юрист.

– Юрист?! Я почему-то подумала, что ты архитектор или строитель. Ты ж сказал, что дом строил!

– Ну, не сам же строил-то, я людей нанял. Да, юрист. У меня контора. Дом офисный рядом с кафе, знаешь? Вот там, на седьмом этаже.

– А сколько тебе лет?

– Сорок пять. С хвостиком. Много?

– А мне тридцать три. Тоже с хвостиком.

– Девчонка! А ты что, правда химик? Мне казалось, что ты такая… гуманитарная! Почему-то подумал, что ты обязательно должна писать стихи.

– По образованию химик. А так ты угадал – я очень даже гуманитарная! И стихи пишу, правда.

– Дашь почитать?

– А ты что, любишь поэзию?

– В меру.

– Так и знала, что ты это скажешь!

– А где ты работаешь? В библиотеке, да?

– В детской. Зарплата, конечно, маленькая, но я искала что-нибудь… необременительное. И недалеко от дома. Потому что не хотелось опять на завод.

– На завод?!

– Химзавод, да. Я технологом была, как мама. А когда замуж вышла… В общем, он хотел, чтобы я дома сидела. Вот я и сидела.

Ира задумалась и помрачнела. Андрей молчал, не лез с вопросами: захочет – сама расскажет.

– А ты какой юрист – адвокат?

– Скорее, нотариус. Оформление сделок, разводов. Завещания, брачные контракты, всякое такое.

– А-а! И что, у нас тоже брачные контракты оформляют?

– Да, сейчас модно стало.

– А у меня не было никакого контракта. Я замуж поздно вышла, почти в тридцать. Сильно его любила. Он был… очень требовательный. То не так, это не эдак. Но я старалась, хотя мне трудно давалось. Я ведь девочка интернатская, не домашняя…

– Как – интернатская?!

– Так. Я детство в Вологде провела, у бабушки. Мама с отцом рассталась, второй раз замуж вышла, у них свои дети, мальчик и девочка. Потом бабушка умерла, мама меня в Москву забрала, но… В общем, отдала в интернат. Я дома только на каникулах бывала.

– Господи, что за люди!

– Нет, ты знаешь, мне просто места у них не было, тесно очень жили.

– Тесно жили!

– А когда за Арсена вышла, он меня воспитывать начал, потому что я плохая хозяйка. У него мама армянка и еще три старшие сестры, он в этом женском царстве таким принцем вырос – у армян очень трепетное отношение к сыновьям. А я ни готовить толком не умела, ничего. Он придет, сядет ужинать, попробует мою стряпню – все в мусоропровод и уходит к маме или в ресторан, а я сижу реву…

– Ничего себе…

– Потом всему научилась, все умею: и толму, и айлазан. Пряности выучила. Так что я хорошо готовлю, правда. Ребенка я очень хотела, а он говорил: какая из тебя мать – ты за мужем ухаживать не умеешь… Господи, и почему я тебе об этом рассказываю?!

– Потому что мне интересно.

– Знаешь, оглядываюсь назад и думаю: что я за дура такая была? Просто свет клином у меня на нем сошелся! Когда погиб, еле выжила. Себя не помнила. А потом… А потом оказалось, что он все это время мне изменял. И когда встречались, и когда поженились.

– А как ты узнала? Может, это и неправда?!