Другая женщина

Ендрек обожал своих родителей, и брата, и деда с Бабасей и всегда думал, что у него все сложится точно так же, как у мамы с папой или у Макса с его Ниночкой, – да разве может быть по-другому? Разве бывает?! Оказалось, бывает. Таня смотрела на его «предков», как она выражалась, с иронией. Кухонные посиделки ее раздражали – «опять развели свое словоблудие», а мамина бурная «личная жизнь» казалась показной и лицемерной. Личная жизнь Сонечки выражалась в том, что друзья обоего пола, коих у нее было множество, постоянно плакались ей в жилетку, занимали деньги, обременяли своими проблемами и даже порой приходили пожить на некоторое время, а Сонечка утирала всем слезы, одалживала денег, бегала по чужим делам и с радостью принимала очередную неприкаянную душу.

У Тани были свои друзья: архитекторы, художники, дизайнеры, своя жизнь, куда она не допускала Андрея – тебе это не интересно! И сама почти не вникала в его дела: ужасная скука эта твоя юриспруденция. Ребенка Таня не хотела – какой ребенок, надо делать карьеру, зарабатывать деньги, добиваться известности, добывать заказы – ты что, не понимаешь? Да и откуда ему взяться, ребенку… Таня дарила себя Андрею гомеопатическими дозами. Снисходила время от времени. Подавала милостыню. Нехотя уступала после долгих ритуальных танцев и уговоров: устала, голова болит, ноги ломит, времени нет, отстань, ну ладно, черт с тобой, давай, только быстро! И он всегда чувствовал себя псом, который наконец выклянчил вожделенную косточку. Служи, Ендрек, служи!

Неизвестно, чем бы кончился их брак, если бы Таня не заболела. На самом-то деле она была больна уже давно, очень давно, лет десять, как потом оказалось – болезнь развивалась медленно, и Таня не придавала значения проявляющимся симптомам: у всех бывают порой приступы слабости, иногда вдруг подворачивается нога, дрожат руки или темнеет в глазах. Усталость, переутомление, много работы – вот я отдохну, и все пройдет. И проходило, и опять возвращалось, а в один совсем не прекрасный день у нее вдруг отнялась левая нога. Думала – отсидела, но никак не проходило, никак. Ей долго не могли поставить диагноз, даже начали лечить от чего-то совсем другого, но потом Андрей нашел специалиста, который и сказал им страшную правду: рассеянный склероз! И сразу стало понятно, почему у нее все время выскальзывали из рук чашки и так трудно было подниматься по лестнице. И падала часто, и в глазах внезапно двоилось, и ноги немели, и вдруг пронзало резкой болью – «стреляло» в шею или спину. Все стало понятно.

Тане было двадцать восемь, когда они узнали. Всего двадцать восемь. Андрею – тридцать. У них началась совсем иная жизнь. Постепенно Андрей прочел все, что только мог найти, о самой болезни, ее возможном лечении, о последствиях и прогнозах: ночью разбуди, мог рассказать о том, что происходит с миелиновыми оболочками нервных волокон…

Прочел, осознал и принял – а что оставалось делать?

Таня – не приняла.

Не хотела принимать.

Было все: отрицание болезни, гнев, отчаяние, ужас, депрессия.

Смирения так и не наступило.

Через пять лет умер от инфаркта отец Андрея, за ним очень быстро ушла мама – не смогла жить без обожаемого Илюши. Осталась только Бабася. И Андрей с Таней. Андрей работал, и Тане, которая уже плохо двигалась, волей-неволей приходилось обращаться за помощью к ненавистной старухе – и чем больше сострадания проявляла к ней Бабася, тем больше Таня ее ненавидела: почему?! Почему эта старая грымза все живет, а я, такая молодая… Андрей же думал: как несправедливо, что эта болячка прицепилась именно к Тане – самостоятельной и самодостаточной! Даже первые слова, что она произнесла в младенчестве, были: «Я сама!» И вот теперь она ничего не могла сама: болезнь, столько лет дремавшая, разгоралась подобно пожару – очень скоро появились поручни и перила в туалете и ванной, понадобилась инвалидная коляска, специальная кровать…

И самое страшное, что Таня не хотела бороться. Андрей изо всех сил старался облегчить и украсить ей жизнь: чуть не каждый день приносил цветы, скачивал любимые фильмы и музыку, уговаривал погулять – но Таня не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее на костылях, а тем более в коляске! Не хотела ни цветов, ни музыки, ни кино, ни книг, ни друзей – ничего. И врачи твои мне не помогут, все шарлатаны! И гимнастику эту идиотскую делать не буду, отстань!