- У роженицы. Одним словом, я согласился и отослал Крессиду в постель, а когда пришел Оливер, попросил его не беспокоить ее, так как она устала и плохо себя чувствует. На следующее утро она немного успокоилась и выглядела значительно лучше. Когда Оливер ушел на работу, я спросил Крессиду, как она себя чувствует, и она ответила, что почти успокоилась, но ей неприятно вспоминать о случившемся и чем меньше мы будем об этом говорить, тем будет лучше для нее. Она боялась, что Оливер или Джулия узнают об этом, опять начнутся расспросы, и это ее совсем доконает. Она отлично понимала, что поступила глупо, расхаживая по улице одна, и ей не хотелось, чтобы они, узнав об этом, стали ее ругать, тем более что на следующий день она улетала домой, и ей было нужно, чтобы последний вечер в Нью-Йорке прошел в спокойной обстановке. Мне пришлось пообещать ей никому ничего не рассказывать. Когда Оливер заметил синяк на ее лице, она соврала ему, что случайно налетела на дверной косяк, а я это подтвердил.
Спустя два дня к нам в дверь позвонил портье. Он пришел вместе с шофером лимузина, который принес забытые Крессидой в машине перчатки. Оказывается, что она забыла их там в день предполагаемого нападения. Я спросил шофера, уверен ли он, что это была Крессида, и тот ответил, что у него нет и тени сомнения, что он хорошо ее запомнил, просто не смог приехать на следующий день, так как у него внезапно заболела жена. Я спросил его, где Крессида села в его машину, и он ответил, что где-то в районе Бруклина. Она наняла его на целый день, и они вместе ездили по городу, потом он высадил ее у какой-то станции метро и по ее просьбе вернулся за ней ровно через три часа, чтобы отвезти домой. Он довез ее до подъезда нашего дома. Не знаю, как тебе, но мне все это кажется очень странным.
- Действительно, странно, - сказал Тео. - Просто невероятно. И ты ничего не сказал ей?
- Нет, к тому времени она уже улетела в Англию.
- Ты что-нибудь рассказывал Оливеру?
- Нет, не рассказывал. Да и что я мог рассказать ему? Все так запутано. Она долго не давала о себе знать, и вдруг эта свадьба. Просто не знаю, что и думать. Ну вот, теперь ты все знаешь. Как ты думаешь, можно подозревать ее во лжи?
- Не знаю, вернее, не думаю. А что говорит по этому поводу Джулия?
- Я и Джулии ничего об этом не рассказывал, - смущенно ответил Джош. - Сейчас я, конечно, понимаю, что должен был ей все рассказать. Но тогда мне все казалось таким нелепым и нереальным, что не хотелось вмешивать в это Джулию. Она наверняка бы устроила жуткий скандал и еще больше невзлюбила бы Крессиду. Я решил на все закрыть глаза и верить Крессиде. Мне так было гораздо легче. Теперь я совершенно не знаю, что мне делать.
- Понимаю, - медленно сказал Тео, которому все услышанное казалось дурным сном, и его единственным желанием было наконец проснуться, чтобы все встало на свои места.
- Джош, я знаю Крессиду с пеленок, - сказал он. - Она всегда была мне как дочь. Любимая дочь. Я не могу поверить, что она может кого-либо обмануть. Правда, бывает ложь во спасение. Может, она щадила ваши чувства… - Голос Тео осекся. Он вспомнил, что Крессида сумела не только убедить его платить за ее уроки, но и взяла с него слово никому не рассказывать об этом. Потрясающее умение втягивать других в свои дела! Внезапно Тео почувствовал, что в его душу закрался червь сомнения.
Глава 11
Итак, она летит. Проболтав всю дорогу с водителем такси, Тилли подъехала к аэропорту имени Шарля де Голля. Растолкав пассажиров, подбежала к стойке регистрации, весело помахала паспортом перед носом пограничника, влетела в самолет и остановилась на пороге салона, переводя дыхание. Отдышавшись, она неторопливо направилась в салон первого класса, ловя на себе многочисленные взгляды, среди которых были и враждебные, но по большей части восхищенные, усталых бизнесменов и веселых туристов, нашла свое место рядом с чудаковатым старичком с рыбьими глазами, весело подмигнув ему, уселась, порылась в сумке и достала пачку сигарет. Сунув одну в рот, она попыталась прикурить, но тотчас заметила укоризненный взгляд стюарда, протягивающего ей взамен пачку жевательной резинки - какая польза от этой гадости! - и, повернувшись к иллюминатору, стала наблюдать, как Париж медленно исчезает в туманной мгле.
- Шампанского, мадам? - услышала она любезный до приторности голос стюарда.
- А вы как думаете? - в свою очередь, с веселой улыбкой спросила Тилли, взяв с подноса бокал с шампанским. Она никогда не понимала тех пассажиров международных рейсов, которые весь полет пьют только минеральную воду и жуют листья петрушки или сельдерея. Лично она наслаждалась всеми благами, которые предлагались ей как пассажирке первого класса.
- Какой чудесный день! - сказала она своему соседу.
- Пожалуй, - пробурчал он, уткнувшись в газету. Залпом осушив бокал с шампанским, Тилли подозвала стюарда:
- Можно еще один бокал? На этот раз с апельсиновым соком.