Другая жизнь

Лена почти плакала. Все так хорошо складывалось, что она поверила в успех. А эти люди появились так неожиданно, схватили ее за плечи, повели с собой, захлопнув дверь. Боже! Как она устала от дверей! Они были повсюду. Лестницы и двери. Казалось что вся жизнь ее с какого-то момента стала напоминать бесконечные двери, открытые или нет, в которые она хотела войти, входила, из которых выбегала и за которыми пряталась. Но все эти двери по большому счету не имели к ней никакого отношения. Они не были спасительными. И лестницы, череда которых варьировалась с дверями, не приносили облегчения. Подъемы и спуски не приводили ее никуда, только к очередной двери.

Она шла молча. Ее крепко держали. Они уже откричали свое, а она все продолжала молчать. И они замолчали тоже. Ее повели к лестнице. По лестнице. По коридору. Мимо дверей. Потом опять по лестнице. И опять по коридору…

«Почему они так сердиты? – размышляла она. – Я не сделала ничего плохого, не совершила преступления… А если все-таки совершила и ничего не помню?» И опять взрывом в мозг, куда-то в темечко, висок и сразу на глаза слезами: «Я ничего не помню…ничего не помню…»

– Поглядите-ка, она еще плачет, – сказала, обращаясь к другим лениным конвоирам, тетка, от которой Лена сбежала, – Она довела меня почти до инфаркта, подняла весь персонал на ноги, ее мамаша который день не может придти в себя от ее поступка, а она плачет. С ума можно сойти!

И ее прямо передернуло от отвращения к Лене, ее худеньким плечам, руке, которую она держала в своей, что она снова чуть не отпустила ее.

– Да ладно вам, Сергеевна, – сказал «мягкий» голос, – Разберемся, ведь все нормально закончилось. Матери сдадим… Почему она бегает непонятно, мать у нее с виду нормальная женщина, семья благополучная, достаток…

– Да им что этот достаток, – парировал другой тоскливый голос, – Они свое всегда возьмут. Дети…

И все на минуту притихли, думая о своем. Лена притихла тоже, перестав шмыгать носом, чтобы проглатывать льющиеся слезы. Вытереть лицо ей не давали, держа за обе руки и не ослабляя хватки. Она только могла промокнуть слезы плечом, исхитряясь это сделать на ходу и даже на лестнице.

Вскоре они подошли к двери, наконец-то открывшейся и впустившей их в маленькое чистое пространство лифта. Она так и не смогла увидеть, на какой этаж ее повезут. Злобная тетка, намеренно больно дернув ее руку в сторону, загородила кнопки от взгляда. Единственное что можно было понять – едут они вверх.

Пробуждение.

Лена проснулась от холода и шума и не сразу поняла, где она. А поняв, все вспомнила, огорчилась и стала решать, что ей делать дальше. Люди собирались на работу и в школу, хлопали двери, пахло кофе. Сейчас у нее не было той, вчерашней, решимости повернуть жизнь вспять, она бы уже вернулась домой, но… Вспомнив все «НО» и свои обещания самой себе быть стойкой в решении, она начала думать, что ей делать дальше.

Совершенно понятно, что ей нужен туалет, вода, чтобы умыться и пить, тепло, чтобы не замерзнуть и еда, чтобы продолжать жить. Туалет, конечно, можно найти, выйдя на улицу, но тогда она потеряет это теплое место в подъезде. Еда тоже на улице, а вернуться назад будет проблематично. Искать другой подъезд… В любом случае надо выходить, пока ее не одолели вопросами и не доставили в ближайшее отделение милиции для выяснения личности, поскольку «несовершеннолетний ребенок не должен…». Составить дальнейшую цепочку было легко, поэтому она исключила вариант жизни в подъезде из рассмотрения.

Лене, в ее тринадцать с половиной лет, можно было дать как меньший, так и больший возраст. Заспанная, без косметики, в байковой пижаме и носках с помпонами, она выглядела ученицей начальных классов. Ее соломенные волосы, разбросанные по плечам в полном беспорядке, сразу делали ее старше, когда она убирала их в пучок, закалывая его цветными шпильками. Если к этому добавлялась на лицо губная помада и черная подводка для глаз, то можно было дать и все восемнадцать… Она хорошо об этом знала и спекулировала на этой особенности. Но что делать сейчас, было неясно. Какой быть выгоднее – взрослой или маленькой? Наверно все-таки, когда она будет выглядеть повзрослее, она больше внушит доверия.

Лена вздохнула. На улицу выходить не хотелось.Она посчитала наличность – не густо. Сумка должна быть совсем небольшая, чтобы не привлекать внимания, поэтому она не стала снимать свитер и шапку. Если будет тепло, она лучше избавится от курточки, а то она у нее очень яркая, привлекающая внимание, а в ее положении это будет только вредить. Теряться, так теряться.

Она вышла в еще холодный воздух утра и побрела по улице, раздумывая, где ей в такую рань найти туалет и привести себя в порядок. Улица быстро просыпалась, и прохожие, спешившие на службу, не обращали на нее никакого внимания. Она напряженно думала.