Другая жизнь

Внизу, среди серых камней лежащих беспорядочной грудой вдоль отрезка побережья, омываемого пенистым морем, он замечает красное пятно. Машина лежит на боку, это такой же кабриолет, как и у него. Похоже, что и марка точно такая же — «Феррари». Сильвиан молча показывает ему на темнеющий комок человеческого тела неподалеку от машины. Темное пятно с трудом различается на фоне нагромождения бесформенных глыб, кажется небольшой точкой среди множества букв объемного текста.

Алексею хочется по случаю вспомнить японское хокку, что-нибудь трогательное, душещипательное, но в голову ничего не приходит — японские созерцатели не любили писать о смерти. Смерть их не вдохновляла. Конец человеческой жизни для них лишь один из символов всеобщего увядания природы и потому не имеет самостоятельного значения.

У молодого человека возникает желание узнать, с кем произошла трагедия, как будто это что-то меняет.

— Установили личность погибшего? — спрашивает он, не отрывая взгляда от лежащего внизу тела.

— Установили по номерам. Они такие же, как на вашей машине.

Слова Сильвиан с трудом доходят до сознания Алексея. Он все еще продолжает думать о лежащем среди камней погибшем водителе, который куда-то торопился, быть может, как и он на свидание с девушкой.

— Что? Мои номера? Во Франции кому-то выдали такие же номера, как и у меня? — Лёша ничего не понимает.

— Нет, это ваши!

Ему делается плохо — он бледнеет, колени становятся такими слабыми, дрожат так, что ему кажется, будто ноги вот-вот подогнутся, и он упадет бездыханным на край обрыва, как рыба, выброшенная на берег ураганным штормом. Воздуха не хватает, Алексей дышит с усилием, втягивая его, точно кто-то схватил железной рукой горло и не отпускает, добиваясь признания. Только в чем?

— Вам плохо? Я же говорила, что не нужно выходить!

Девушка поворачивается к нему, помогает расстегнуть ворот рубашки, приспустить галстук. Её лицо приближается, она осторожно заглядывает в лицо Алексея своими карими глазами, и он замечает их желтоватый оттенок. Сквозь мутное, неустойчивое сознание проносятся мысли о том, что перед ним Сильвиан — настоящая дочь Фавна. «Ей что-то нужно от меня? — думает Алеша, — но что? Чтобы вернулся назад или продолжал ехать?»

Он смотрит вниз на лежащего маленького человечка. Неужели это он там лежит распластанный и изломанный, мягкий как тряпичная кукла? Глубина высоты манит его, притягивает своим ощущением возможного полета, в который может пуститься каждый. Надо только раскинуть руки как крылья и оттолкнуться от земли.

Его ноги по-настоящему слабеют, он неустойчиво качается и хватается за руку Сильвиан.

— Мне надо уйти! — торопливо говорит он, с ужасом представляя, что сейчас покинет свое тело, лежащее на камнях у самого моря, и превратится как в фильмах-фэнтэзи в бесполый дух, который в «Феррари» отправляется на свидание.

— Я вас провожу!

Девушка, осторожно поддерживая его за локоть, ведет к машине. «Она хочет, чтобы я быстрее убрался отсюда, — вспоминает Алексей свои мысли, — вот её цель! Неужели мое появление здесь нарушило планы Фавны, её отца? В какие игры они играют?»

Ему кажется, что он вот-вот найдет разгадку, но на ум ничего не приходит. Получается, что отцу с дочерью не терпится устроить его свидание с Верой, точно от этого зависит будущее всего мира, благополучие миллионов людей, сытая мирная жизнь. Они готовы закрыть глаза на то, что его двойник срывается на машине с обрыва и разбивается вдребезги. Его двойник или он сам?

Алексей открывает дверь, садится на мягкое водительское сиденье. У него нет сил пристегнуться к креслу ремнем безопасности и Сильвиан, наклоняясь и почти касаясь грудью его щеки, проделывает эту операцию. От девушки пахнет ароматом трав — фиалок, ландышей и он понимает, что по-другому от дочери бога полей не может пахнуть.

— Счастливого пути! — напутствует его Сильвиан.

Алексей трогается с места.

Он отъезжает дальше по дороге, поглядывая в зеркало заднего вида и оставляя за спиной толпящихся у обрыва полицейских. За поворотом ему становится совсем плохо — в глаза плывет белесый туман, а звуки меркнут, будто окутанный плотной ватой. «Наверное, пора просыпаться», — вдруг возникает мысль и из глубин памяти всплывает хокку:

«Ива склонилась и спит.
И кажется мне, соловей на ветке…
Это её душа».[4]

«Где мой соловей? Куда улетел?» Сознание едва брезжит. Сквозь далекий неумолчный гул ему слышатся голоса. Или сняться?

«У него падает давление, нужен укол. Из комы выводить нельзя, состояние нестабильное…»

Глава 9

От Марселя до Ниццы не так уж и далеко, около двухсот километров. Два часа в пути на машине, взятой в прокат, показались Мишелю Мартену и его супруге Стефани приятным времяпровождением. Поездка по Французской Ривьере была прекрасной: живописные прибрежные городки, плещущееся до самого горизонта голубое море, солнце, похожее на огромный апельсин, болтающийся на невидимой нитке в зените, отличная ровная дорога.