Ло с полуюта помахал ему и мне на прощанье беретом и заорал страшным голосом на своих полуголых матросов, которые разбежались по мачтам. Вот как: на полных парусах выходить из порта… и не боится, старый пират. Флаг-то мирный на клотике, зато на бушприте впереди – кованый таранный мостик. Ну, по старой привычке… а вдруг пригодится? Входящая в порт чья-то шхуна резво приняла вбок, поняв, что этот не отвернет. Бортами не цепанулись, конечно, но нижняя рея «Халабалы», корабля Ло, просвистела вплотную к мостику встречного парусника, заставив там понервничать за целостность такелажа.
Да, до морских схваток не доходило, но все же я бы побоялся выходить из порта один. Уж очень накалилась обстановка. Но у Морской гильдии имелась репутация. Подходящая к случаю репутация. И Южное товарищество, скрипя зубами, терпело.
«Злюка» стояла в торце пристани, ширина позволяла теперь и это, еще один плюс. Я ждал барона Рохха, который осматривал привезенные «Халабалой» оружие и припасы. Часть из них надо было забрать в Узант.
Там тоже было весело. Гренн наконец-то нашел дело по душе. Вместе с бароном объединенный отряд Корронны и Центрального банка, а вернее, за деньги банка и под прикрытием официальной власти, прошелся по приграничью, показывая, кто здесь хозяин.
Гренн полностью изменил стратегию сдерживания кондрекоров. Посты выдвинулись вперед, блокируя перевалы с южного берега. Мосты через горные речки, перелазы, пастбища и многое другое теперь находилось под неусыпным контролем. Лишить врага маневра и неожиданности – вот главная задача.
Отличился и Камень со своим страшным шрамом через все лицо (что ж, за все надо платить…): вместе с товарищами он, не дожидаясь основных сил, бросился на штурм восьмой башни. Когда барон Рохх и Гренн подошли под ее стены, бой уже затих, а над башней реял флаг Корронны. Барон со словами: «За битого, но не убитого, трех молокососов дают», назначил Камня начальником всех передовых пикетов.
Облокотился на поручни, и только теперь увидел идущих по пирсу Кренгга и барона. С невеселыми лицами. Пьяная русалка!.. Опять что-то стряслось. Спустился к ним навстречу.
– Неужто ром подорожал? – решил разрядить обстановку.
– Хуже. – Кренгг даже не улыбнулся. Барон только махнул рукой.
– Что опять, барон?
– Пропали два баркаса с рыбаками.
– Может, шторм? – не хотел я верить в плохое.
Кренгг сплюнул.
– Одно тело вытянули сетью. С болтом в груди. Я их знаю, между собой передраться не могли. Там одна большая семья.
– Плохо. Что будем делать, барон?
– Вешать будем. За шею. Если найдем. А мы найдем. Хватит терпеть. Кондрекоры, пираты… теперь тут не понять кто. Все шутки с Корронной закончились. Отправляйтесь в Узант, везите всех сюда. Сколько влезет в корабль. Они, может быть, и не хотели войны, но они ее получат. Кренгг, за каждого вашего человека они ответят. Петлей на шее. Обещаю вам.
– Нам бы корабли собрать вместе, да пошерстить тут как следует, – зацепился я за мысль.
– Вашей Морской гильдией это делать нельзя. Южный порт встанет на дыбы. Жаль, у Корронны нет своего официального флота… Ладно, что-нибудь придумаем. – Барон поклонился нам и ушел в свою каюту.
– Что скажете, старина Кренгг? Нужна нам эта война?
– Южный порт возник как рыбацкий. Если Южное товарищество забыло об этом, то мы им напомним. Китобойный гарпун – тоже страшное оружие, а мы им владеть умеем. Вы когда-нибудь гарпунили черного кита, уважаемый Кэп?
– Нет, даже в самых страшных кошмарах… – вздрогнул я.
– А мне приходилось, – старый рыбак покрутил своими клешнями, – это незабываемое ощущение. Если остаешься жив. Они думают, что мы только селедку умеем ловить. Ничего, мы вешать не будем. Мы засолим их головы, когда найдем. Соль у нас теперь есть. Завтра об этом будет знать последняя пьянь на причалах. И самая последняя шваль в самом грязном притоне будет знать, что за информацию о том, кто это сделал, она получит звонкую монету.
– Тогда добавьте к этому, уважаемый, что я самолично отвезу эту разговорчивую шваль с ее золотом в столицу, где она спрячется. Чтобы не боялась мести.
– Это вы правильно придумали, Кэп. Договорились.
Я умел разговаривать. Раньше. И сейчас могу. Мысленно. Сам с собой. Чтобы не разучиться думать по-человечески. Хотя человеком я уже не был. Живым человеком. Я умер, когда несколько негодяев столкнули меня со стены в ров, а потом измывались над моей женой и дочерьми. Во рву не было воды, они это знали. Но была болотная топь. Я отшиб себе все что можно и чуть не захлебнулся в жиже. Мозги как-то и повернулись, то ли от удара, то ли от удушья. Язык больше не мог вымолвить ни слова. Я и не пытался больше после нескольких попыток. Это когда я их нашел и попытался сказать, за что я их сейчас буду казнить. Они ржали, они не понимали, что я всерьез. Что ж, рубил я их, пока вместо тел не осталось одно мясное крошево. На мне остались порезы от их мечей и кинжалов. Замыл, их же кровью. Все заросло, хотя жить не хотелось.