Если пробуждение прошлого дня несло в себе свет, то пробуждение этого дня тьму. В первые минуты Кива даже не поняла что с ней: голова не стала легче ни на грамм, а болящих мест прибавилось. Отрывки воспоминаний поспешили ей напомнить о событиях минувшего вечера. Она судорожно огляделась, боясь, что снова окажется не одна. Но никого кроме неё не было. Девушка, наверное, заплакала бы снова, если бы не тяжёлая головная боль и без того опухшие глаза. Она подняла руки к лицу. На запястьях были следы от впившейся верёвки, на правом вдобавок рана от ножа, которая, благодаря её вчерашним попытка вырваться, разошлась больше, чем была изначально. Кровь уже успела запечься. Девушка закрыла лицо руками, тяжело дыша, так она просидела какое-то время, пока не взяла разум, который так и подкидывал ей фрагменты изнасилования, под свой привычный контроль. Кива обнаружила, что вчера она не застегнула рубашку, а может, ей было вчера просто наплевать на это. В мрачной, отравляющей иронии она подумала: «А что ещё могло случиться с такой трущобной крысой, как я? Удивительно, как мне удавалось избегать этого раньше». Одно она могла для себя определить точно, ей потребуется некоторое время, чтобы понять, принять это событие в свою жизнь. Точно так же, как сжилась с уличной жизнью, смертью матери, первым убийством. Она сможет, у неё не было выбора, кроме как принять. Бороться было бессмысленным, потому что она не может вернуться назад и что-то исправить. Это уже произошло, стало частью её, глупо отрицать это. Кива попробовала выпрямиться, спина в области лопаток неприятно заболела. Внизу живота зудело и болью отдавалось при движениях. Снова, опять, в который чёртов раз за последние дни, нещадно болел правый бок. Не удавалось ему зажить нормально, чья была в этом вина. Рука скользнула к левому плечу, ощупывая. Повязка не была мокрой, значит, кровь не шла. Такое более чем удовлетворило девушку, не хотелось ничего поправлять или как-то заглушать боль. Так даже лучше, боль напоминала, что девушка существует, что всё это не сон, что не будет спасительного пробуждения. Если она существует, значит должна справиться с внутренней болью. Девушка легла назад на матрас, который, казалось, начал вонять ещё сильнее. Внезапно накатило желание разрыдаться, всё же она была девушкой, никто не мог помочь ей с этим. Кива ощущала себя использованной, ещё грязнее, чем обычно, сломанной. Но этот порыв вдруг её взбесил. Кива вонзила пальцы левой руки в рану на правой, раздирая ту ещё больше. Разум послушно отвлёкся на боль, и на глаза навернулись слёзы, но в этот раз не переживаний, а боли. Она ненавидела быть слабой, а изнасилование и такие чувства делали её ещё слабее. «Тебя не убили, не искалечили, хватит жалеть себя. Ставь приоритеты правильно», — одёрнула она себя. Она была жива и могла чувствовать свою агонию, но так же она могла справиться с ней, потому что иного не было дано.