— Нет, спасибо, не надо греть. Мне, пожалуйста, 2–3 ложки с горкой кофе, если не жалко, конечно, — он улыбнулся. — Одну ложку сахара и просто налейте туда холодной воды. Если можно, конечно, не из-под крана.
— У нас дома бутилированная вода. Но холодный кофе — он же невкусный. Как Вы можете такое пить?
— Помните поговорку «На вкус и цвет…» Это именно про меня. Я люблю холодный кофе. Не остывший, а именно на холодной воде. Тогда вода вкус кофе не меняет. Знаете, когда Вы кофе заваривате или заливаете кипятком, — самое ценное в этом напитке пропадает. И аромат и вкус. Представьте, что вы полили цветок кипятком. Что с ним будет? Он умрёт. Очень быстро. А растворимый кофе всё же остаётся живым, хоть над ним и издевались. Как и чай и молотый кофе нельзя кипятить. Ой, простите. Сам не туда «уехал» со своей болтовнёй. Этот разговор может быть слишком долгим. Давайте так. Я не буду проходить, здесь постою. А пока вы одевате Катю, я и выпью кофе. Хорошо?
— Конечно. Как скажете. — Виктория, быстро сотворив на кухне заказанную «бурду», иначе она никак не могла назвать сделанный кофе (тихонько сделав маленький глоток, чтобы попробовать получившееся), отнесла в прихожую гостю и взяла на руки Катю, которая совсем не хотела слезать с рук Белого.
— Вика. И как Вам кофе? Вы ведь попробовали, да??
Виктория смутилась и, кажется, даже покраснела от стыда. Она даже попыталась вытереть незаметно рукой губы.
— Не стесняйтесь. Всё нормально. И губы у Вас чистые. — Белый улыбнулся настолько по-доброму, что Вика и сама в ответ не удержалась от улыбки.
— Не вкусно. Горький получился, хоть я и пыталась тщательно размешать сахар в кружке.
— Да. Вы правы. Вот не знаю почему, но сахар всегда остаётся на дне. Как долго не мешай, — и Белый задумчиво посмотрел в глубину чашки. — И сегодня на дне останется. Но ведь это не причина, что бы расстраиваться. Правда?
— Да, конечно, — опять смутилась Вика. Она вдруг почувствовала совершенно немыслимое для себя желание — подойти ближе, обнять и прижаться к этому, почти незнакомому для неё, мужчине. Он был какой-то удивительно теплый и домашний.
— Вика. Не смущайтесь. Я ведь всё чувствую, — и улыбнулся. — Но лучше, если мы не будем всё же терять время и Вы оденете Катю. Нам, если честно, пора. И ехать… долго, да и потом… опять ехать.
— Далеко?
— Нет, не очень. Всего пару часов… и еще… немножко.
— Далеко…
— Вика. Не надо волноваться за Катю. Хотя… Я Вас более чем понимаю — отдать своего маленького ребёнка в чужие руки на долгое время. Но вы сами согласились на такой шаг. Я прав?
— Да. Это решали мы сами. Мы понимаем, если…
— Вика. Остановитесь. Не надо говорить лишнего, да и Катя здесь. Давайте, одевайте её и мы поедем. Вам помочь?
— Спасибо, я сама. Может, всё же пройдёте на кухню?
— Нет. Благодарю. Я, с Вашего разрешения, подожду здесь.
- -
Буквально через пару минут одетая Катя опять была на руках Белого.
— Ну что, Солнышко, поехали путешествовать?
— Поехали! Мам, мы поехали путешествовать!!! Ура!!!
Белый наклонился к уху Кати и что-то тихо спросил.
Та, опять прижав к щекам Белого свои ладошки, отодвинулась и, внимательно посмотрев мужчине в глаза, медленно кивнула.
Белый с нежностью и осторожно потянулся… и чмокнул Катю в нос.
Катерина же, в свою очередь, схватив Белого за уши, притянув его голову ближе, и тоже лизнула в нос Белого.
Виктория, прижав руки к груди, с изумлением смотрела на этих двоих. Она совсем неожидала такой нежности от Кати. Как будто это не чужой человек, а… отец. Хотела было открыть рот и сделать замечание дочери, но… промолчала.
А Катя, ощутив недовольный взгляд мамы, повернула голову к ней и показала язык.
— Солнышко, не дразнись, — с укоризной в голосе тихо сказал Белый. — Это не красиво. Не надо так делать.
Он смущённо посмотрел на Викторию.
— Мы пойдём?
Уже сделав шаг к двери, остановился и вновь повернулся к Виктории.
— Вика. Вы сами — необыкновенная девушка. Вам говорили об этом?
— Дядя Белый. Папа ей постоянно об этом говорит. Носит её на руках, как ты меня сейчас, и говорит, что мама — сама необыкновенная кошка на всём белом свете.
— Кошка? А, ну да. Зелёные глаза…
— Катя. У тебя язык… — возмущенно сказала Виктория. — Да и Вы и сами сейчас облизали друг друга как… Катя…
— Нам можно, — улыбнулась девочка и повернула лицо к державшему её на руках мужчине. — Правда, можно?
— Нам можно, — и Белый вновь смущенно улыбнулся. Повернул голову к Виктории.
— Вика, не надо ругать Катю. Она всё делает и говорит только от сердца. И судит сердцем, — он немного помолчал. — Вам нужно будет несколько иначе относиться к ней. Больше уделять внимания её развитию. Попробуйте как-нибудь поспрашивать её на темы, которые она пока совсем не понимает. И попросите ответить на вопрос односложко, сказать — да или нет. Поверьте — сами будет поражены тем, что она Вам ответит.
Он помолчал и, каким-то совсем другим голосом, вроде как извиниясь, спросил.
— Вика, простите за такой вопрос. Вы знаете, от чего умерла Ваша мама?
— Рак. «Сгорела» за пару месяцев. Ей было немного за тридцать.
— Простите. Не хотел Вас расстраивать.