Другие барабаны

— Я написала письма в Альмансил, Тавиру, Сент-Брас де Альпортель и еще сотню рыбацких поселений, я знала, что он не живет в больших городах, знала, что он не любит севера, где провел несколько студенческих лет, и точно знала, что он не может покинуть страну. Хочу с тобой увидеться, написала я, мой муж покончил с собой, моя дочь сходит с ума, мой дом вот-вот отберут за долги, я не справляюсь, Зе, появись, пожалуйста. Я и вправду была в отчаянии и проводила дни в поисках тайника, я знала, что где-то в доме есть сейф, в котором свекровь держала свои украшения, Фабиу говорил, что тоже его искал, но безуспешно.

Спустя две недели Зеппо ответил мне открыткой, написал, что придет в воскресенье, но не написал какого числа, так что я сидела дома несколько воскресений подряд. Однажды утром он позвонил мне из автомата на вокзале Аполлония и спросил, одна ли я дома. Я чуть с ума не сошла от радости, выбежала на улицу в вечернем платье и тапках на босу ногу.

Со стороны Тежу дул мокрый ветер, я стояла на сквозняке, в платье с голой спиной и выглядывала его в переулке, ведущем от вокзала. Когда он, наконец, подошел, я даже говорить не могла, у меня зуб на зуб не попадал. Зеппо не слишком постарел — та же тонкогубая улыбка, победное сияние вздыбленных волос и серые, широко расставленные глаза, похожие на мокрые, обкатанные морем камушки. Я обняла его обеими руками и сразу успокоилась.

Мы провели вместе весь день, а вечером он взялся искать сейф Лидии Брага, обошел весь дом, простукивая стены и полы, снимая картины с крючьев и вытряхивая внутренности шкафов и кассоне. Он и в подвал спустился — разбухший деревянный люк давно не открывали, и его пришлось отжимать монтировкой. Потолок в подвале сильно скошен, и в некоторых местах нужно вставать на четвереньки, Зеппо пришлось передвигаться там с фонариком, потому что ни одна лампочка в доме не горела, мы жили при свечах, а еду готовили на походной газовой плитке с красным баллоном.

— Отличное место для тайника, — сказал Зеппо, выбравшись из подвала, — но тайника там нет. Зато есть две полки с зеленым вином и еще одна странная вещь, я поставил ее прямо под люком, чтобы ты могла посмотреть. Это модель полосатого маяка в Авейру, я видел настоящий маяк, когда жил на севере, даже наверх поднимался, триста ступенек до башенной лампы.

Мы так и не нашли сейфа старой хозяйки (думаю, это и Фабиу не удалось), а наутро Зеппо уехал, оставив мне двадцать конто, наверняка больше у него и не было. Мы заплатили за свет и купили хлеба и кофе на неделю вперед, а в конце апреля мне удалось устроиться в контору на улице Бернардим Рибейро.

— А где сейчас этот полосатый маяк?

— Он теперь стоит в мастерской, возле гончарного круга. Вот приедешь ко мне весной и посмотришь, там давно пора выключатель починить.

Хани, поверишь ли ты в то, что я начинаю составлять часослов?

В этом файле уже двести шестьдесят веленевых страниц с виньетками — чем не «Tr'es Riches Heures du Due de Berry?» — только вместо церковных служб и песнопений здесь люди, которых я пытаюсь вытащить из темной воды во облацех. Оказалось, что в моей жизни было меньше людей, чем я думал, всю жизнь я жил, сознавая себя частью толпы, но теперь, когда пришлось выкликать прохожих по именам, их оказалось не так много — а может, это только те, кто оглянулся? — и писать приходится о мелочах, которые странным образом удержались в памяти.

Сегодня, например, я вспомнил тот день, когда получил Армана Марселя в конверте, заполненном стружкой. Утром я получил извещение и неохотно пошел на почту, удивляясь тому, что матери пришло в голову собрать мне посылку, последний раз она делала это, когда я был в школьном лагере летом восемьдесят девятого. И что вообще можно прислать из моей страны в Португалию — антоновку, сушеные грибы, банку моченой брусники? В конверте оказалась кукла, зашитая в полотняный мешок, платье куклы износилось в лохмотья, но улыбка была такой же дикой, а ноги — такими же кривыми. Записки в ящике не было, но я и так понял, что подарок от Габии.

Подарками я не избалован, знаешь ли.

Единственным, кто думал о подарках всерьез, был мой отец, которого я никогда не видел. От него приходили правильные вещи: теннисные ракетки, восковые мелки и даже энциклопедия в семи томах, правда, на польском языке. Однажды он прислал мне галеон «San Felipe», нарисованный на картоне, нужно было вырезать корабельные части и склеить, чтобы собрать объемную модель, но я не смог, запутался в парусах и всяких бушпритах, да и бросил.