Они ползли мучительно долго. Когда не привыкшие к длительным физическим нагрузкам бандиты начинали за спиной Ждана сопеть, как паровозы перед станцией, он останавливался, дожидался, пока они сравняются с ним, выжидал минуту, после чего снова двигался в путь. Ему и самому этот труд был в тягость. Он не был разведчиком, не был боевым офицером, но его бесили звуки, которые издавали эти головорезы. Он вспомнил, как готовил группу к каждому передвижению на местности Стольников. Любой треск, шорох или скрип металла в разведке означали обнаружение и однозначный исход. Группа обнаруживалась благодаря одному-единственному идиоту, который либо плохо обмотал антапку на автоматном ремне, либо уложил в десантный ранец фляжку рядом с запасными магазинами.
Майор, Ждан это помнил, всегда готовил свой взвод тщательно, проверяя каждую мелочь. Все начиналось с построения и демонстрации содержимого ранца. Первое, что он делал, — это всякий раз отбрасывал от каждого ранца одну из банок тушенки и велел брать вместо нее лишний автоматный магазин.
Никакого бритья и, соответственно, одеколонов. Бритое лицо при луне блестит, как задница, а парфюмерная вонь явно не сочетается с натуральным ароматом хвои и травы.
Но особое место при подготовке группы к выходу занимала звукоизоляция. Стольников лично брал в руку каждый из автоматов и тряс его за ремень. Идеальным считалось, когда при таком трюке оружие издавало только шум в воздухе. Следующим этапом была проверка ножей. Каждый из разведчиков сначала медленно, а потом быстро вынимал оружие из ножен. Идеальным считалось, когда при этом вообще не рождалось ни единого звука. Даже тоненький скрип, напоминающий движение бритвы по щеке, вызывал у Стольникова раздражение, и он отправлял бракодела смазывать ножны ружейным маслом или салом.
Ни один из группы не выходил на боевое задание в группе Стольникова в новой обуви. Помимо того, что разведчик рисковал натереть ноги, он мог в самый неподходящий момент начать издавать скрип ботиночек моремана, получившего увольнение на берег…
Эти же за его спиной издавали такой шум, что Ждан стискивал зубы, чтобы не отматерить их от всей души.
Через полчаса передвижения стало ясно, что засада, если таковая и была на их пути, осталась за спиной. Но Ждан был уверен, что ее вообще не было. Милиционеры посчитали лишним ставить заслон на рубеже, который, по их мнению, бандиты никогда не выберут в качестве прохода: лес на взгорье. В тумане, пронизанном лучами начинающего всходить солнца, их не было видно…
А туман тем временем стал подниматься вверх и теперь стоял густой полосой меж влажной, пропитанной росой травой и верхушками деревьев. Он уже не помогал маскироваться, но Ждан все равно запретил подниматься.
— Да сколько можно, мать твою, — хрипел кто-то невидимый за его спиной. — Час уже ползем как ящерки!..
На войне после этого метрах в двухстах раздается резкий выстрел, и говорящий прерывается на полуслове, поймав пулю тем местом, которым родил звук.
Когда звуки дороги затихли окончательно, когда не стал виден ни единый признак цивилизации, когда солнце окончательно рассеяло туман и утро вошло в свои права, Ждан отвалился на спину и, ощущая, как жар на спине начинает успокаивать ледяная утренняя роса, посмотрел в небо. Оно было омерзительно голубым, безоблачным и веселым, что совершенно не соответствовало его настроению.
— Курить будешь? — прохрипел Крюк, протягивая Ждану пачку «Беломора». Все шестеро сидели в тесном кружке, кто-то хлебал из фляжки воду, кто-то ждал своей очереди и, не теряя времени, прикуривал. Послышался хруст и лязг — двое рядом со Жданом вскрывали ножами банки с тушенкой.
«Беломор» показался ему отравой. В кармане лежала пачка «Мальборо» с несколькими сигаретами, но трогать их полковник пока не хотел.
— Не курю.
— Тогда, может, выпьешь? — И в руки Ждана полетела фляжка.
С жадностью приложившись к ней, полковник в первую же секунду понял, чем так страстно утоляют жажду его спутники. Спирт. Чистый. Медицинский.
Сплюнув, Ждан бросил фляжку обратно.
— Не пьет, не курит, — весело, почувствовав неожиданно наступившую свободу, хохотнул один из бандитов, — может, ты еще и на баб не лазишь? — и, довольный своей шуткой, расхохотался.
— А зачем ему баба? Он сам в теле, мягкий и пухлый.
Договорить он не успел. Ждан поднял руку и нажал на спуск. Грохнул выстрел, и шутник повалился на спину, разбрызгивая кровь. Только сейчас Ждан ощутил, чего стоили эти шестьдесят минут передвижения. «Я совершенно измотался, — подумал полковник. — Теряю над собой и ситуацией контроль».
— Да он, сука, перебьет нас всех! — И с этим криком двое из сидящих, рванув ножи, взметнулись с земли в сторону Ждана.
— Сидеть, утырки! — угрожающе прохрипел, не двигаясь ни на йоту, Ждан. — Перестреляю!.. Хотите жить — заткнитесь и делайте что говорю! А еще одна такая шутка — и за первым отправится второй!
Ответ был обоснован, и бандиты остановились.
— Если кто худое слово еще хоть раз скажет — убью, — повторил полковник.