Другие грабли (СИ)

Можно было удариться в мистику и предположить, что на каждой из потенциальных жертв маньяка лежала какая-нибудь печать смерти, и подражатель каким-то образом ее видел, но это полная чушь, которую я и вслух-то произносить не стал.

— С другой стороны, такое их поведение укладывается в рамки первой теории, — сказал я. — Вы ликвидировали маньяка, спасли людей и тем самым изменили историю. Подражатель убивает людей, которых вы таким образом спасли, и возвращает историю в ее прежнее русло.

— А ты не дурак, Чапай, — сказал он. — Быстро соображаешь. Но это только один из примеров, и далеко не самый показательный, я его привел только потому, что мы с тобой на эту тему уже говорили. Есть и другие. Если обобщить все данные, полученные отделом за время наблюдений, они сообщили нам примерно о семидесяти процентах всех провальней, остальные тридцать процентов нам пришлось искать самим. Разумеется, из этого числа надо исключить еще тех, кого мы до сих пор не обнаружили.

— О каком хотя бы порядке цифр идет речь?

— Сотни, Чапай, многие сотни. И это только у нас в стране, а есть ведь и другие. Особенно этому феномену подвержены крупные игроки на международной арене. Мы, штаты, Англия, Китай с Японией… В каком-нибудь захолустье типа Монако или новой Зеландии с этим куда проще, они-то на историю никогда не влияли.

— И у других крупных игроков тоже есть кураторы из будущего? — поинтересовался я.

— В штатах точно есть, — сказал Сашка. — За остальных не поручусь, мы с ними информацией довольно скудно обмениваемся.

— Но если этих кураторов на самом деле не интересует стабильность, то зачем они все это делают?

— Есть мнение, что они хотят направить историю по какому-то определенному пути, — сказал Сашка. — И с нашей помощью избавляются от провальней, которые этому пути мешают. А о тех, которые не мешают, они нам просто не говорят. Если продолжить метафору с бронепоездом, они пытаются проложить для истории другие рельсы, а это дело сложное, ресурсозатратное, вот они и решили переложить часть расходов на плечи аборигенов. То есть, на наши.

— А вам просто не нравится, что вас играют «втемную»?

— Когда нас играют «втемную», нас начинают одолевать сомнения, к тому ли будущему нас ведут, — сказал Сашка. — Но ты должен понимать, что это не особо распространенная и не слишком популярная теория, которую и в нашем-то отделе считанные единицы поддерживают, а вышестоящему руководству о ней вообще мало что известно. Поэтому действовать нам придется на свой страх и риск.

— Нам? То есть, ты считаешь, что я уже согласился?

— По большому счету, и мне довольно неприятно это тебе сообщать, у тебя нет выбора, Чапай, — сказал он. — Ты — провалень, и ты уже в игре. Ты уже на поле боя и на тебе наша форма, и враг не будет спрашивать, что ты по этому поводу думаешь и как тут оказался.

— Значит, все-таки враг?

— Может быть, это не самая удачная из моих метафор, но суть ты должен был уловить, — сказал он.

Я покачал головой. Что-то с каждым новым слоем открывающейся для меня правды эта история нравилась мне все меньше и меньше.

Оказаться в восемьдесят девятом году — это необычно, но с этим можно жить.

Оказаться в восемьдесят девятом году и влипнуть в местные разборки — это неприятно, но с этим тоже можно жить.

А вот оказаться в восемьдесят девятом году и влипнуть в разборки комитета и его таинственных кураторов из будущего, которые пытаются выяснить, чей курс истории правильнее, это уже с жизнью совмещается совсем плохо.

А уж со спокойной жизнью вообще никак не совмещается.

Если Лобастого в конце концов можно было элементарно пристрелить, то на всю эту шоблу боеприпасов не хватит.

— Вижу, что ты от открывающихся перед тобой головокружительных перспектив отнюдь не в восторге, — сказал Сашка. — Но ты должен понять, что речь сейчас идет не о твоей или моей жизни, а о чем-то куда большем.

— Так обычно и говорят перед тем, как втравить тебя в какой-нибудь кровавый блудняк, — сказал я. — Может, ваша теория вообще неправильная. А если и правильная, то откуда вам знать, что они не к светлому будущему ведут?

— А что, блин, если нет? — спросил Сашка. — В том-то и дело, что мы не знаем. А хотели бы знать.

— Ну а я тут как замешан? — спросил я. — Я ведь обычный парень, историю менять не собирался, и даже перепеть никого не могу, потому что у меня слуха нет.

— Ты — провалень, и на тебя указали, — сказал Сашка.

— Так нас же сотни, — сказал я.

— Да, сотни, — согласился Сашка. — Но есть один нюанс. Обычно нам просто сообщают время и место, и мы за такими людьми просто присматриваем. Иногда одергиваем их, если нужно, воспитательные беседы, так сказать, проводим, но чаще всего даже этого не требуется, потому что люди эти просто предпочитают жить своей жизнью.

— Прямо, как я.

— Но наши кураторы с этим почему-то не согласны, — сказал Сашка. — Потому что в твоем случае помимо времени и места мы также получили настоятельную рекомендацию тебя… э… нейтрализовать. К хренам. Не позднее этого Нового года.

— Нейтрализовать — это от слова ликвидировать? — уточнил я.

— К хренам.

— Почему?

— Подробностей они не уточнили.