Другие грабли. Том 2 (СИ)

Ну да, «инцидент» мог бы наделать немало шума в узких информированных кругах, так что отдел Х предпочел спрятать все концы в воду и исключить любые улики, свидетельствующие о его причастности.

— Значит, вы не умерли, — задумчиво потянул профессор. — Сколько вам было лет на момент переноса?

— Как и сейчас, — сказал я.

— То есть, из тридцати в тридцать? Ведь вам около тридцати, я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь.

— Хм…

— Ваше «хм» не слишком информативно.

— Существует теория, согласно которой сознание спонтанного провальня во время хронопереноса стремится найти наиболее комфортные для себя условия, — сказал профессор. — А поскольку большинство людей испытывали наибольший комфорт в собственном детстве, когда на них не давила свойственная для взрослого человека ответственность, то в результате они оказываются в своих собственных детских телах. Меньшая часть, в основном, это люди преклонного возраста, возвращаются в свою юность или молодость, скажем, в промежуток от семнадцати до двадцати двух-двадцати трех лет. Мизерная часть, в основном, это дети, стремящиеся быстрее повзрослеть, занимают тела постарше, но судьба их незавидна, ибо они не обладают необходимым жизненным опытом, и первое же столкновение с реальностью часто становится для них фатальным. Так что возраст, причем в меньшую сторону, изменяется почти всегда, ибо на этом свете не так уж много людей, которые могут заявить, что им комфортно именно здесь и сейчас. Видимо, вы и есть такой очень редкий человек.

— То есть, согласно этой теории, носитель в прошлом выбирается не случайно, а зависит от воли конкретного человека?

— Здесь все несколько сложнее, — профессор потер подбородок. — Я бы сказал, не от воли, а от устремлений этого человека, зачастую скрытых и для него самого. Скажем, люди, испытывающие… определенные проблемы, вполне могут оказаться внутри носителя противоположного пола.

— Мальчик в девочке, — сказал Петруха. — Хотя, скорее, мужчина в девочке. Было несколько таких случаев, но это… скажем, очень нездоровая ситуация, обычно связанная с глубокими личностными проблемами.

— А наоборот было? — спросил я.

— По пальцам можно пересчитать, причем и одной руки хватит.

— Значит, вам тридцать и вы выбрали носителя, максимально похожего на вас, — сказал профессор.

Не максимально похожего, подумал я.

Это ведь я и есть, и фотография моя, и та же фамилия в паспорте. Раньше я об этом помалкивал, но теперь, возможно, от этой информации зависело слишком многое.

Судьба человечества, черт побери, как бы пафосно это ни звучало.

И, видимо, пришло время раскрыть карты.

Глава 44

— Не совсем так, — сказал я.

— То есть?

Колокольцев посмотрел на Петруху. Петруха посмотрел на Колокольцева.

Я улыбнулся им обоим.

— Насколько я знаю, науке известны и случаи, когда переносится не только сознание, а сам человек, так сказать, во плоти, — сказал я. — И я как раз такой случай.

— Немыслимо, — сказал Колокольцев. — И как давно это произошло?

— Да в восемьдесят девятом же, — сказал я. — Остальная часть истории остается без изменений.

— Но это невозможно, — заметил Петруха. — Как ты легализовался? Откуда взял документы, квартиру, предысторию, наконец?

— Думал, вы мне это объясните, — сказал я. — Вы же эксперты.

— У тебя был настоящий паспорт с твоей фотографией, — сказал Петруха. — Я его в руках держал, и он не был поддельным. Совершенно точно не был.

— Потому что я его не подделывал.

— Где же тогда ты его взял?

— В кармане нашел, — сказал я. — В вечер, так сказать, прибытия.

— Я не понимаю, — сказал Петруха. — То есть, ты там был Василий Иванович и здесь ты Василий Иванович? С паспортом, квартирой и машиной на твое имя? С послужным списком в, мать его, ГРУ?

— Я сам не знаю, откуда всё это взялось, включая послужной список и наградной пистолет, — сказал я. — Но факт остается фактом.

— Значит, вы хотите сказать, что вы не заняли место этого человека? — уточнил Колокольцев. — Что до августа восемьдесят девятого года такого человека вообще не существовало?

— А потом он откуда-то взялся, — подтвердил я. — То есть, я.

— Ничто не может просто «взяться», — сказал профессор Колокольцев. — Должны быть какие-то причины. И какая-то основа, потому что не может такое произойти на пустом месте. Вы в две тысячи девятнадцатом кем работали?

— Физруком.

— И в восемьдесят девятом, как только оказались здесь…

— То нашел в своем паспорте приказ о зачислении на работу в школу, — сказал я.

— Хм, — сказал Колокольцев. — Возможно, имеют место частично замещенные воспоминания.

— А это как?

— Это один из механизмов защиты рассудка, — сказал профессор. — Чтобы вы не испытывали шока от пребывания в новом теле, ваш мозг заставил вас думать, что это ваше тело. А на самом деле оно принадлежало человеку из нашего времени, чье место вы заняли.

— Но это мое тело, — сказал я. — Уж я-то знаю, я его тридцать лет холил, лелеял, тренировал и подвергал всяческим опасностям. Все эти шрамы, все эти родинки — мои.