А меня здесь почему не должно быть? Потому что я не из этого времени, и в моем времени меня нет? Предсказание же насчет будущего Ирины было наиболее сомнительным. Что значит «кто-то назовет великой, кто-то ничтожной»? Мало ли, кто там кого как назовет, мало ли, какие у кого представления о величии или ничтожности. Что для одного спасение, для другого вполне может быть и великим преступлением, тут все от точки зрения зависит, а о носителе этой точки зрения Алла нам ничего не сказала. Нет, без конкретных фактов это все чушь собачья…
Я поймал себя на мысли, что всерьез рассуждаю о словах якобы ясновидящей, и мне даже стало немного стыдно.
— Где ты вообще ее нашел? — спросил я.
— Не по объявлению же, — сказал Петруха. — Поспрашивал среди знакомых. Они, конечно, удивились такому интересу, потому что знакомые у меня по большей части нормальные люди, но кто-то ее посоветовал. Откуда ж я мог знать, что это все вот такой фигней закончится?
— Никто не мог, — согласился я. — В любом случае, надо завязывать с этим антинаучным подходом. Мракобесие еще никого до добра не доводило.
— Смутные времена всегда привлекают ложных пророков, — сказала Ирина.
— Да, наверное, — сказал Петруха. — Но откуда она знала, что Чапай на распутье?
— Разве все мы не стоим на распутье практически в каждый момент наших жизней? — спросила Ирина. — Мы оказываемся там в любой момент, когда нам нужно принять решение, даже если это решение о том, заказывать ли тебе курицу или рыбу. Меня же куда больше заинтересовало, кто же такой Василий на самом деле.
— Интересный вопрос, кстати, — согласился Петруха. — Чапай, мы пока по лестнице спускались, ты часом не вспомнил, кто ты есть на самом деле?
— Я — физрук.
— Или ты только так думаешь, — сказал он. — По мнению Аллы. Хотя, не будь среди нас дамы, я бы тебе в подробностях рассказал, где я это особо ценное мнение вертел.
— Можете не продолжать, я догадалась, — сказала Ирина.
Мы спустились на первый этаж и добрались до ведущей на улицу двери, около которой нас ожидала очередная порция Петрухиных охранников.
— Все чисто, босс, можем выходить.
По моему скромному мнению, они слегка переигрывали в серьезных профессионалов, какими их рисует американское кино. Слишком театральные движения, слишком сосредоточенные лица. Да, конечно, на дворе девяностые и всякое может случиться, но рожи-то можно и попроще сделать. В конце концов, Петруха — не президент, да и они не кевины костнеры, а они себя так ведут, как будто им важно не дело сделать, а максимально круто выглядеть в процессе.
Как будто кто-то за ними наблюдает и оценки за артистичность выдает.
Нормальный человек бы как сделал? Нормальный человек просто бы дверь открыл, показывая, что путь свободен и безопасен. А эти рисуются: «Все чисто, босс, можем выходить».
Я, собственно говоря, почему так возмущаюсь? Потому что в тот самый момент, когда один из этих мордоворотов в деловом костюме на серьезных щах заявил, что все чисто, меня посетило ощущения грядущего бардака. Очередного грядущего бардака. К сожалению, предчувствие так и осталось на уровне ощущений, и сформулировать его более внятно я не мог.
— Стой, — сказал я Петрухе, и он остановился с зависшей над порогом ногой.
— Стою, — сказал он. — Вспомнил чего?
— Нет, — сказал я. — Просто у меня ощущение, что на улице нас ждут неприятности.
Для кого-то, может быть, это и не аргумент, но я привык к своим ощущениям прислушиваться. Это не всегда помогает, и далеко не всегда предчувствия оправдываются, но пару раз они меня все-таки выручали.
Петруха был конторским профессионалом, пусть и в отставке, и тоже привык доверяться чутью. Немного помедлив, он занес ногу обратно в помещение и закрыл массивную металлическую дверь.
— Да все чисто, босс, — чуть обиженным тоном заявил мордоворот. — Ребята же проверяли.
— Значит, пусть еще раз проверят.
Мордоворот сунул руку в карман, вытащил оттуда рацию и принялся раздавать команды тем, кто дежурил снаружи. Там засуетились, а машину Петрухи, которая стояла в нескольких метрах, подогнали к двери вплотную.
Я подумал, что если они ничего не найдут, то я буду выглядеть дураком и перестраховщиком. Может быть, даже паникером. Но если это поможет избежать неприятностей, то я в плюсе. А так-то мне глубоко плевать, как я со стороны выгляжу.
— Забавные вы мужчины, — сказала Ирина. — Значит, то, что говорит цыганка — это все бред и суеверия и не надо ее слушать, а то, что…
— Тут другое, — сказал я. — Тут на опыте замешано.
— Ты на улицу даже не выглядывал, — напомнила она. — Так что я не вижу никаких объективных предпосылок для повышенной тревожности.
— Между прочим, леди права, — сказал Петруха.
— То есть, ты мне не веришь?
— Я не об этом, — сказал Петруха. — Я к тому, что если мы доверяем твоим предчувствиям, то можем ли мы бездумно отмести в сторону то, что нагадала нам эта цыганка? Есть многое на свете, друг Василий, что и не снилось нашим мудрецам.
— Допустим, я не бездумно отметаю, — сказал я. — А отметаю после некоторого размышления. Это меняет дело?
— Кто бы знал.