Уже через полгода работы по доставке Иван Михайлович мечтал о работе под теплой крышей, а не в городской толчее, под дождем, в снежной каше, в пыльных вихрях. В переполненный трамвай с такой поклажей и не думай соваться, весь день на ногах, зато город он узнал очень неплохо. И какой-нибудь Кривоколенный переулок, спрятавшийся черт знает где, или ставший из-за новой застройки дворовым проулком Мало-Спасо-Глинищевский, рядом с Ильинкой, черт его найдет! были ему так же хорошо знакомы, как дыры в собственном кармане. И о новых адресах Иван знал лучше других. «Вань, улица имени Первого мая это где?» «Да Маросейка!» «А Роза Люксембург?» Знал и про Розу Люксембург.
Андрону Кальпусу удалось найти надежного клиента в лице Главного управления ОГПУ, потреблявшего папки, формуляры, учетные карточки в огромных количествах. Доставлявший свой товар на восьмой подъезд Иван Михайлович был всегда в хорошем расположении духа, поскольку от Кузнецкого Моста до Лубянки рукой подать. А платили ему с веса, а не с расстояния.
А дальше счастливый случай. К принимавшему канцелярский скарб младшему инспектору отдела учета Хозяйственного управления ОГПУ Брониславу Леопольдовичу Тау, совершенно между прочим, обратился выходивший через восьмой подъезд сержант с характерной фамилией Резник и поинтересовался, не знает ли он, Тау, где на Стромынке Слезный тупик. Младший инспектор отдела учета только пожал плечами, а Иван Михайлович, хотя его и не спрашивали, и даже в силу небольшого роста и невыразительности черт, и вовсе не заметили, тут же поднял свои синие глаза на спрашивающего сержанта и с готовностью отозвался. «Знаю, – сказал Иван Михайлович, – и ехать лучше не через Коланчовку, а через Марьину Рощу». «Кто такой?» – спросил сержант Резник у младшего инспектора Тау, давая понять, что не со всяким случайным человеком он станет разговаривать. «Разносчик из Оргстроя», – пояснил Бронислав Леопольдович Тау. «Поедешь с нами, будешь понятым и дорогу покажешь», – сказал вкусивший немалой власти сержант так, словно перед ним был пусть и маленький, но не совслужащий, а извозчик на Арбатской бирже. Резник только недавно был взят на Лубянку, ему не хотелось выглядеть новичком. Как разговаривать, учился у старших, а недостающие знания старался собирать по ходу дела.
Вот так, по ходу дела, состоялось знакомства Ивана Михайловича Михайлова и сержанта Резника. Для сержанта, переведенного в Москву из Медвежьегорска, Иван Михайлович оказался живым путеводителем по Москве и ближним пригородам.
Сначала привлекался, как общественник, а дальше рабочий стаж и незапятнанная профсоюзная карточка открыли Ивану Михайловичу двери большого дома на Лубянке, двери, быть может, с самыми крепкими запорами. Двери-то открылись, но мечта работать под крышей сбылась не сразу, первые полгода побегал курьером, пригодилось его отличное знание города, еще полтора года топтался в наружке, потом уже перешел на следственную работу в звании «кандидат на звание».
Люди в ОГПУ росли быстро, но быстро и отцветали, исчезая где-нибудь в глубинке или еще дальше. Хорошие вакансии открылись после партчистки 1929 года, которую, не в пример партчистке 1927 года, многие проходили со скрипом. После НЭП, а партия строго следила за теми, в ком давали себя знать отрыжки левого уклона, кто заболел комчванством, кто оторвался в силу хозяйственного, собственнического обрастания. Партия нацеливала на изгнание тех, кто обнаружил склонность ко всякого рода излишествам. Иван Михайлович ни чем еще обрасти не успел, не говоря про излишества, зато с его кандидатской карточкой и безупречным, хотя и коротким, послужным списком открылась хорошая перспектива для роста.
Не столько талант, о котором говорить не приходится, и даже не беззаветное усердие, питаемое, с одной стороны, чувством сродни страху, с другой стороны, понятным на такой работе тщеславием, решили судьбу бывшего батрака, а, скорее всего, постоянно возраставшая потребность в преданных и готовых на все кадрах.
Постановлением Политбюро в 1929 бюджетном году штат ОГПУ расширялся на восемьсот человек. С одной стороны, началось невиданное дотоле перемещение по стране огромных масс людей, спецпереселенцев, а с другой стороны, и следственной работы прибавилось. Так что уже на 1930 год Политбюро предусмотрело увеличение штата сотрудников ОГПУ на три тысячи сто шестьдесят пять человек. На этой волне, нашедший, наконец, свое призвание, почувствовавший вкус к настоящей работе, Иван Михайлович в течение трех с половиной лет оформился в не знающего устали оперативника.