Другие места

– Бент Алвер называл это информационным творчеством.

– Тебе кажется, что этот человек был похож на отца, этот Бент Алвер?

– Он не похож.

– Я не понимаю.

– Это и был отец.

– Ты был пьян.

– Я тебя предупредил, что это длинная история.

Мне захотелось что-нибудь сказать, возразить. Не знаю, против чего, просто возразить, что-то сказать, закричать. Но я смолчал и налил нам еще кофе.

– Я больше не пошел к Дагу Халлу, тому продюсеру. Отложил эту встречу. Зато я позвонил той журналистке и попросил ее встретиться со мной.

– Не уверен, что мне хочется это знать.

– Если не хочешь, я не буду рассказывать.

Я знал, что рассказ Роберта будет мне неприятен. Знал, и все. Рассказ, который так начинается, всегда бывает неприятным. И вместе с тем я прекрасно понимал, что не смогу сейчас встать и уйти; я хотел узнать остальное – несомненно я хотел узнать остальное.

– Ладно, рассказывай.

– Я предупреждал, что это долгая история. Что, может, мне не следует ее рассказывать. Не хотел навязывать ее тебе. Не хочешь слушать, не надо.

– Рассказывай.

– Ты уверен?

– Да.

– Хочешь дослушать все до конца?

– Да.

– Это точно?

Сперва он противился, потом сдался, он скользил, его затягивало, ему хотелось подставить голову под струю воды и промыть глаза. Он лежал в постели. В постели той журналистки. Между собой и простыней он видел какую-то испугавшую его тень, эта полоска тени испугала его фаллос, погруженный между ее ногами. Сначала ему нравился ее запах, кисловатой радости и пота, но вдруг он возненавидел все окружавшие его запахи – селитры, винного уксуса, аммиака.

Роберт перевернул женщину, закрыл глаза и довел дело до конца.

Она лежала, уткнувшись лицом в простыню, и бормотала, что это было прекрасно.

Его больше не интересовали те минуты, которые они еще могли наслаждаться любовью. По ее голосу он слышал, что она не прочь повторить все еще раз, а потом все забыть – и его имя, и сильные руки, и запах волос. Забыть и никогда больше не думать об этом. Он выманил ее из кровати джином с тоником.

Они курили, сидя на краю кровати.

Она показала ему несколько фотографий и рассказала то, что знала об Алвере. Она – фотограф-любитель, но у нее плохая память, сказала она. Роберт хотел узнать больше, чем она могла знать, поэтому он почти все время молчал. В пачке было шесть фотографий. Все они были сделаны во время одной поездки. Две – в машине. Одна – на улице. На трех фотографиях какой-то мужчина лежал голый на кровати, накинув полотенце на бедра, и улыбался ей.

Наступил вечер.

Она дала Роберту на время одну фотографию.

И адрес.

– Хочешь посмотреть эту фотографию? – спросил Роберт.

– Фотографию?

– Да, она у меня с собой.

– Его фотография?

Он достал из внутреннего кармана конверт.

– Смотри сам.

Я раскрыл конверт.

Там лежала черно-белая фотография человека на каком-то заднем дворе. Он был снят сбоку. В длинном пальто. Во рту у него была сигарета. На фоне серой бетонной стены. В глубине двора был виден грузовик. И вывеска какой-то типографии.

Роберт, прищурившись, смотрел на фотографию.

Я отложил ее и взглянул на Роберта:

– Что ты пытаешься мне внушить?

– Посмотри еще раз.

Я перевел глаза на фотографию, но увидел только седого человека, который стоял на заднем дворе с сигаретой во рту.

– Приглядись к его лицу. – Роберт протянул мне маленькую лупу в черной пластмассовой оправе. Я посмотрел на лупу. Зачем она мне? Что эта вещица откроет мне, чего я не могу видеть невооруженным глазом?

Я неохотно приложил лупу к фотографии, к лицу человека на заднем дворе. Лицо увеличилось до размеров двадцатикроновой монеты. Фотография была не очень резкая, но вдруг я отчетливо увидел лицо этого человека.

В нем было ожидание, была сосредоточенность на своем занятии – он курил сигарету.

Я отложил лупу. Мне не хотелось видеть Роберта. Не хотелось видеть торжества в его взгляде. Я чувствовал, что он наблюдает за мной.

Я снова поднес лупу к фотографии. Посмотрел на рот того человека.

На его губы, плотно сомкнувшиеся вокруг сигареты.

Роберт сказал:

– Я был у него в монтажной в тот день. Накануне вашего отъезда в Копенгаген.

– Что?

– Я занимал у него деньги и приходил, чтобы вернуть их.

– Ты был у него в монтажной?

– Он был в каком-то странном состоянии. Что-то бормотал. Не смотрел на меня. С ним что-то творилось. Что-то занимало его мысли.

Я кивнул.

Больше мне ничего не оставалось.

Что мне сказала мама, когда лежала в больнице: кто-то приходил к отцу в монтажную за день до того, как мы уехали в Копенгаген. Монтажер думал, что приходил я. Что еще сказала мама? У нее было чувство, что между отцом и человеком, который приходил к нему, что-то произошло. Что именно, она не знала, и не могла знать.

Спускаясь вниз на лифте, я думал об этом имени: Бент Алвер.

Кто возьмет себе такое имя?

Бент Алвер?

17