Другие места

Лицо ее казалось бледным кругом, обрамленным ночной темнотой. Оно было маленькое. Такие, словно стиснутые, лица всегда внушают мне мысль о чем-то утраченном или недостигнутом, может быть какой-то более просторной форме. Ведь обозримое нам всегда представляется совершенным. Ее же лицо что-то скрывало, и мне хотелось сидеть и слушать ее, пока я не пойму, что же оно скрывает, а затем спуститься в каюту и погрузиться в вязкий сон.

Она продолжала говорить, голос у нее был мелодичный, и я думал, что мне приятно слушать ее и кивать.

Она говорила на мягком копенгагенском датском.

– Я сидела за столиком одна, потом подошел молодой человек и сел за мой столик, не спросив у меня разрешения. Я не знала, кто он, никогда в жизни его не видела. Он заказал себе какое-то блюдо, вино и ел, не говоря ни слова.

– Где это было, в кафетерии или в ресторане?

– В ресторане. В кафетерии я бы не обратила на это внимания. Там это было бы в порядке вещей, в этом известное очарование кафетериев. Но в ресторане я с таким столкнулась впервые. Это было странно. Официант решил, что мы пара, спросил, понравилась ли нам еда и что мы хотим взять на десерт. Пока этот незнакомец, толстый молодой человек, сидел за моим столиком, мне вдруг показалось, что он знает, кто я, что он следил за мной и должен рассказать или сделать мне что-то неприятное.

– Ты не знала, кто он?

– Нет. Никогда в жизни его не видела. И вдруг мне стало страшно. Я понимаю, что это смешно. У меня задрожали колени. Я смотрела на него, но он не поднимал глаз от тарелки. И у меня возникло чувство, что он навалился на меня и пытается вдавить меня в пол тем, что ему обо мне известно.

Она наклонилась вперед и засмеялась, и в свете висевшего над нами фонаря мне удалось рассмотреть ее лицо. Она была на несколько лет моложе меня. Маленькая, изящная. Небольшая, правильной формы голова, стоящие торчком волосы. Хорошенькая, но на свой лад, подумал я, на такой лад… от которого мне стало грустно. Не потому, что она мне кого-то напомнила, но что-то в ее детском лице навело меня на мысль о том, что все исчезает. Ее лицо всегда было таким, думал я, оно не изменилось. И в пять лет, и после оно почти не изменилось. Немного выросло, но не сильно. В основном оно осталось таким же, каким было всегда.

Голос ее, суховатый и с гнусавинкой, контрастировал с круглым лицом и пухлыми губами. Она откинула голову и засмеялась.

– Разве это не смешно?

– Не знаю. Я бы тоже, наверное, испугался.

– Меня словно парализовало. Я не могла есть, не могла встать и уйти. Я чувствовала себя узницей Освенцима, которая спустя много лет столкнулась лицом к лицу с шефом гестапо одного из этих лагерей смерти.

– Ты не ушла?

– Я не смогла даже встать. В конце концов он кончил есть. Оплатил весь счет целиком и ушел, даже не взглянув на меня. У меня было такое чувство, будто меня ограбили или изнасиловали, и при всем том он даже не взглянул на меня. Признаюсь, это было хуже всего. Как тебя зовут?

– Кристофер.

– А меня Рикке. Почему ты сел со мной и ничего не сказал?

– Я хотел, но не знал, с чего начать. Я так измотался.

– Устал?

– Да, устал ходить по парому. Я ходил словно во сне. В конце концов я уже не знал, на какой палубе я нахожусь. Тогда я на лифте поднялся на верхнюю палубу. Увидел тебя на скамье, и мне захотелось сесть рядом, а потом уже и не нужно было ничего говорить.

– Я понимаю.

– У меня и в мыслях не было пугать тебя.

– Нет, конечно. Просто у меня какое-то чудное настроение. Не обращай внимания. Смешное настроение, ты понимаешь? Хочешь сигарету?

– Я считаю, что бросил курить.

Она засмеялась.

– А ты не против, если я закурю?

– Нисколько. Мне очень приятно. Я хочу сказать: сидеть здесь, разговаривать.

– О'кей.

Она закурила, короткое время мы молча смотрели на водную гладь. Она слегка прислонилась ко мне, и ее голова легко коснулась моего плеча.

Я положил руку ей на шею.

Она откинулась на скамью:

– А теперь делай то, что хочешь.

24

Две недели спустя я проснулся в двуспальной кровати Рикке на Нёрребро, охваченный паникой. Я запутался в простыне и решил, что лежу в узкой койке на пароме, я один, а ее я оставил на палубе. Что я вообще не сидел рядом с ней, а был один. Простыня обмоталась вокруг меня, и я никак не мог ее сбросить…

Рикке разбудила меня, прижавшись лицом к моей шее. Она спала, и я успокоился, но продолжал лежать в странной позе – ее щека прижималась к моей шее.

Во сне я побывал там, где мне быть не хотелось.

Иногда я думаю, что того места больше нет, что я его уничтожил и что там не осталось ничего живого. Но думаю, это неправда. Думаю, там все-таки есть жизнь, пока еще есть, но мне не хочется ничего знать об этом…

И писать об этом тоже не хочется.