– Ну, все, мы достаточно наобнимались у всех на виду. – Кряхчу я, пытаясь высвободиться из его сильных лапищ. – Пора оканчивать спектакль.
– Еще кое-что. – Ослабляя хватку, говорит Дин.
– Что?
– Это. – Произносит он.
И касается губами моих губ.
Коротко, осторожно, как-то даже несмело, но меня будто бьет током – дыхание обрывается, что-то екает в груди, а ноги вдруг слабеют, и я теряю способность сопротивляться.
Это даже не поцелуй. Так, легкое прикосновение – будто перышком. Дин касается моих губ и тут же отступает, боясь схлопотать пощечину. Но я так поражена, что на мгновение теряю ориентацию в пространстве. Просто стою, хлопая глазами, и хватаю разгоряченными губами воздух. А Дин смотрит на меня, как сотворивший шалость мальчишка и ждет, когда ему дадут за это по башке: то ли со смехом, то ли с опаской.
– Ненавижу тебя. – Выдыхаю я, едва ко мне возвращается дар речи.
– И я тебя. – Радостно отвечает он, нехотя убирая руки с моей талии.
Но все, кто смотрят сейчас на нас, будут думать обратное. И это хорошо для других Люси и Дина.
А мы… мы ненавидим друг друга. И как же хорошо, что это взаимно!
39
Мы садимся в машину: я за руль, Люси – рядом, на пассажирское. Она больше не просит предоставить ей возможность управлять автомобилем, Люси кажется такой же обескураженной произошедшим, как и я. Имею в виду, наш поцелуй.
Я горжусь собой и ненавижу себя одновременно.
Нет, ну, правда. И чего я полез к Люси Кобер со своими объятиями и поцелуями? Не мог удержаться – это понятное дело. Но как же мое обещание самому себе о том, что забуду о ее существовании? Это же Люси! Тебе кажется, что ты понимаешь каждую мельчайшую детальку в ней, а потом оказывается, что не знаешь ее совсем!
«Ненавижу тебя», – слышу ее голос в своей голове.
И улыбка сама забирается на лицо.
– Только не радио. – Просит Люси, когда моя рука тянется к приемнику.
Вот опять.
Это «нет», которое совершенно точно означает «да». Притворная ворчливость, насмешливая раздражительность. Она играет со мной, когда делает вид, что я вывожу ее из себя.
– И все же. – Играя бровями, нажимаю «включить».
– Бесишь. – Старательно сдерживая улыбку, бросает она.
Наши взгляды на мгновение встречаются. Никто так ловко не прячет симпатию за словом «бесишь». Люси Кобер – просто виртуоз в этом деле.
– Ретро. – Подмигиваю я.
Теперь она прикусывает губы, не позволяя улыбке пробраться на лицо. Готов побиться об заклад, она смущена тем, что я все еще помню о ее вкусах. Раньше, после совместных просмотров старых фильмов она скачивала их на свой плейер, отыскивала в сети слова песен, выписывала их в толстую тетрадь-песенник, а затем заучивала. Уж я-то помню.
Кому-то такие увлечения могли бы показаться странными: переписывать в тетрадку и учить песни, когда тебя никто не заставляет этого делать, это, конечно же, не самое модное занятие среди подростков. Но я понимал Люси. Она запоминала слова песен почти моментально, и с памятью у нее все было в порядке, а песенник был ей нужен в качестве артефакта или сокровищницы, где она хранила то, что символизировало ее ценности.
Люси всегда была чокнутой, но на том мы и сошлись когда-то. Чокнутые притягиваются. Им никогда не скучно вместе.
К тому же, вы знаете, как весело орать песни, слова которых ты знаешь?
И как только из динамика начинают литься первые ноты «Huey Lewis The News – The Power of Love», я делаю громче и начинаю отбивать пальцами ритм на руле.
– Боже, нет. – Обреченно произносит Люси.
Но не делает попыток остановить то, что произойдет дальше. А происходит следующее: я готовлюсь подпевать. И она прекрасно помнит, что голоса у меня нет. В том-то и прикол.
– О, да. – Предупреждаю я.
И косым взглядом вижу, что Люси сползает вниз по сидению. Ей это не поможет.
–
Люси закрывает уши руками, но я уже вошел в раж: двигаю плечами, играю бровями, провоцирую ее забавными движениями.
–