Другие правила

– А ты молодец, – прозвучал голос. Он донесся не из наушников – звуки рождались прямо в голове у Эдика – плотные, гладкие звуки, увесистые. – Одно удовольствие подавлять твою волю. У тебя, Эдуард Иволгин, очень жесткий психодинамический резонанс. Ты из тех, кого нельзя подчинить. Жилин – тот тоже из таковских. Я его как-то встречал. В Африке было дело. Совсем рядом стоял и не поддался. Думал, миной его шваркнет – ан нет, живучий оказался!

Эдик заплакал. Насланная Локи депрессия залила его извилины черной липкой смолой. Было горько и безысходно. Все тщетно – жизнь, смерть. Любовь… Какая там еще любовь?.. Его девушка… Полноте, какая девушка? Все тлен и окаянная пустота. Пустотный сюр. Вальс в пустоте… Со стулом.

– Нет, какое тугое психодинамическое поле! – восхищался Локи. – Будь у космопехов такое хоть частично, я б сразу выдохся! Ты, случайно, не скрытый ридер? Нет? Хорошая ридер-потенция! А то давишь всякую размазню – аж противно! Думаешь еще напрячься, а они уже готовы, глаза лупят от усердия!

Шестерка Гаврилова довела Локи до вездехода, и вялый Зайченко занял место водителя. Остальные построились и взяли «на караул», демонстрируя отличную выучку.

– Куда вас? – спросил Зайченко, кладя руки на пульт.

– В порт, шеф! – хихикнул Локи.

Всю дорогу до космодрома в пассажирском отделении песчаного танка стояла тишина. Лица космопехов совершенно обессмыслились. Люди ехали, покачиваясь, смотрели прямо перед собой и ничего не видели. За выпуклым спектролитовым колпаком проплывали скалы и кратеры, цилиндрические башни лифтов над шахтами и куполки станций. Проплыл центральный лагерь и фильтропункт, развернутый космопехами. Туда свозили пурпуров и держали в одних комбезах – и захочешь, не удерешь. Вон у стены лагеря лежали рядком боевики-исполнители, которых выбросило наружу смерчем. Моментальная декомпрессия. Кровь вскипела. Так вам, сволочам, и надо… Вдруг все эти мысли как обрезало – в мозг Эдика опять долили вязкой смолы.

– Чуть не отпустил тебя! – хмыкнул Локи. Хмыканье почему-то отдавалось Эдику в левую руку – кожа между большим и указательным пальцами зудела в такт интонации. За колпаком показался силуэт продовольственного танкера. Вездеход лихо подъехал к самому трапу, и Гаврилов предупредительно открыл дверь в кессон.

– Провожать не надо, – по-барски сказал Локи и вышел, даже не пригибая голову. – Очнетесь через… э-э… через пять минут после старта.

Локи не спеша прошел к блестящему трапу, небрежным жестом велел команде танкера удалиться и поднялся на борт.

Эдик глубоко вздохнул. Медленно растворялась смола, мысли разлипались, живее сновали по извилинам. Мозг Иволгина, перенесший психоатаку, оживал, но телом владел плохо. Не моргая, Эдик глядел за прозрачный колпак. Трап на танкере поднялся, кругом высокого купола с раскрытыми шторами грузового отсека загорелись зеленые огни. Переход из стационарного состояния шел на скорую руку. «У меня от силы пять минут…» – подумал Эдик, соскальзывая с сиденья и кулем валясь на пол. На четвереньках миновав кессон, он сполз на грунт и, напрягая мышцы в дрожащих конечностях, потащился к танкеру. «Если не успею – сгорю…» – протянулась мыслишка. Эдик добрался до суставчатой опоры, поднялся на ноги, хватаясь за шарнир, и стал проталкивать себя в камеру, куда убиралось шасси. Руки дрожали от напряжения, когда Эдик принялся разбирать перегородку к рабочей мышце, выпускавшей и втягивавшей опору. Если он не успеет – опора встанет на место. И его раздавит, как орех пассатижами…