Неторопливо поднялся длинный фонарь учебно-боевого МиГа двадцать девять и, прямо к собравшимся поглазеть на невиданную машину авиаторам, вылез, быстро соскочив со стремянки громадный детина с бочкообразной грудью, обтянутой, несмотря на жару, странным комбинезоном. Известный всему ГЛИЦ летчик Стефановский покровительственно осмотрел присутствующих, потом сделал несколько слегка заплетающихся шагов и покровительственно похлопал по плечу высадившегося из второй кабины невысокого, крепко сбитого азиата, корейца или, возможно, китайца.
— Ну, ты молоток, друг, — заявил он улыбающемуся летчику, — летаешь на ять!
— Что за машина, товарищ подполковник? — спросил кто-то из толпы. — Из будущего?
— Ну, ребята, на какой только технике мне летать ни приходилось… — он аж зажмурился от удовольствия, словно гигантский кот, наевшийся сметаны, — но это, я вам скажу, что-то! Ласточка, а не машина! Вираж — песня! Управляется — держите меня четверо! Мановением мизинца, без всяких усилий! А машина — наших корейских товарищей. Давайте я вас познакомлю, все равно ждать, пока транспортник с их технарями прилетит…
Лейтенант пил чай. Крепко заваренный, почти черный на цвет чай из металлической кружки, с нанесенной на нее непонятным способом надписью: «Лейтенанту Кижеватову от бойцов ЧОП „Фрида“». Название этого самого «ЧОПа» лейтенанту категорически не нравилось. Впрочем, как и сама идея частных армий, практически мгновенно вырождающихся в банды. Но тут уж ничего не поделаешь, некоторые вещи надо принимать, как они есть. Зато бойцов, подаривших кружку, сделанную из нержавейки, но очень легкую и самое главное — не греющуюся, но хорошо удерживающую тепло внутри, он вспоминал постоянно. Как и их командира — Василия Нестеренко, и самого «хозяина» доморощенного «осназа» и целого завода. Почему «хозяин» в кавычках? Да ведь настоящий капиталист свое имущество никогда и ни за что задаром не отдаст. А этот, когда узнал, что вместо России будущего появился Советский Союз, не только передал стране завод, но и пробился к товарищу Сталину, чтобы изложить известные ему про будущее факты. И бойцы на заставе успели прижиться, хотя и прошло всего несколько дней. Хорошие бойцы, настоящие. Жаль, что уехали. Но у ребят своя задача. Им в первую очередь не новобранцев на заставе натаскивать нужно. Завод охранять — намного важнее. Враг не дремлет, как бы не хотел казаться безвредным…
Вот и пусть частная ВОХРА стережет государственный завод. У них служба такая. А у нас, у часовых границы — своя. Мы обязаны следить, чтобы на рубежах тихо было. Хорошо, что нынешние поляки спокойнее своих предшественников. Ни «осадников», ни прочих «хацкеров». Помитинговала какая-то кучка у пограничного поста, тем дело и ограничилось. Даже не пришлось демонстрировать «станкач», выкатывая пулемет, до поры укрытый брезентом, из помещения. Да и с начальником польской погранзаставы, Томашем Кислинским, благодаря Нестеренко из будущего, неплохие отношения сложились.
Казалось бы, все устаканилось. Немецких диверсантов выловили без остатка. Задержанные уже давно в Минске, а то и куда дальше переданы. На границе — тишь, гладь да божья благодать. Тишина, как на кладбище посреди болота. Основные нарушители — контрабандисты с обеих сторон пока в ситуации не разобрались. Старых тропок не тревожат, а новые торить — опасаются. Неси службу, радуйся…
Вот только если для чего и существует руководство и командование, так это для того, чтобы служба медом не казалась. Лейтенант оставил в сторону кружку и вытер руки о вафельное полотенце, оставленное в канцелярии заботливым старшиной. Взял лежащую в стороне телеграмму, придавленную, чтобы не унесло сквозняком, кобурой с ТТ:
«Во взаимодействии с местным управлением ГБ НКГБ обеспечить принятие и размещение эшелонов, а также передачу польской стороне бывших военнослужащих польской армии, интернированных в СССР после освобождения Западной Белоруссии и Западной Украины…». Сроки, ответственные лица. Все как обычно в подобных документах. Но вот указание о возможности провокаций и их недопущению настораживают.
Что там рассказывал Василий по этому поводу? Якобы мы всех этих поляков в расход вывели, применив высшую меру социальной защиты, о чем немцы во всю глотку поведали миру через два года после случившегося[45]. Или поведают? Должны были поведать? — с этим переносом запутаться несложно. И что самое увлекательное, Геббельс и компания завыли точь-в-точь тогда, как им поплохело на фронте. По сопатке получили и сразу могилы расстрелянных обнаружили. Очень вовремя, если не сказать громче.