— Вот только мне это нести не надо, ладно? — поморщился старлей. — Ваша группа уже всех достала. Три из четырех дел даже тройки назад заворачивают. Короче. «Приказ об иновременниках» читал? Так хрен ли же…?! Забираю у тебя товарища, — он сделал упор на последнее слово. — А ты вали в канцелярию. Будете всей командой пистоны получать. Круто вы вляпались.
Лагерные бараки гудели. Слишком уж много новостей и слишком мало точных данных. В объявленный, пусть и высокопоставленным чекистом, перенос в будущее верилось слабо. Фантастика какая-то. Те, кто читал в свое время английского писателя Герберта Вэллса, уверяли, что даже если путешествие во времени возможно, то только для одного человека, а не огромной территории. Кто-то доказывал, что большевики разыгрывают какую-то хитрую комбинацию, в результате которой все поляки будут расстреляны. Для американцев и англичан в этом случае будет выдана версия, что все заключенные сошли с ума и разбежались. Противники этой версии указывали, что напечатать на столь высоком типографском уровне столько журналов и специально создать выпуски новостей только для лагерей — будет стоить большевикам не меньше, чем хорошо оснащенная пехотная дивизия или сеть школ в большом воеводстве. Идти на такие расходы только для того, чтобы расстрелять людей, которые и так находятся в полном их распоряжении, это полная бессмыслица. Збигнев слушал и тех и других, и, кажется, мысленно соглашался со всеми. Но молчал. Это его непривычное молчание сильно удивляло Марека, который не раз пытался разговорить своего товарища. Но пока неудачно.
И только вечером, после того, как русские объявили, что на следующий день начинается погрузка всех уезжающих в автомобили и перевозка к железной дороге, он наконец-то заговорил.
— Матка Боска Ченстоховска! Я верил, что все это не пройдет даром.
— О чем вы, пан Збигнев?
— Я обдумывал все произошедшее. И я понял, что все это случилось не зря! Иисус Сладчайший! Наша Ржечь Посполита получила шанс вернуть все утерянное и снова стать той довоенной державой, с которой считались и которую боялись все окружающие.
— А Германия? — удивленный до глубины души, спросил Марек.
— А что Германия? Даже Гитлер побоялся напасть на нашу страну один. И если бы не предательский удар большевиков в спину нашего доблестного войска, то наши жолнежи прошли бы парадом по Берлину.
Марек, помнивший несколько иное, потрясенно молчал[53].
— Пан Марек, мы, настоящая шляхта, помнящая времена истинного величия и возрождения польского народа, должны помочь нынешним полякам осознать их предназначение, о котором мы с паном директором говорили еще до войны — нести цивилизацию на Восток! Именно мы, все мы должны этим заняться…
— Э-хм, — откашлялся Кшипшицюльский, — а с паном полковником вы уже говорили?
— Говорил, — понурился Збигнев, — он меня не понимает. У него сейчас только одна мысль — вернуться домой. Вот вы, пан Марек, тоже, как и я, из запаса. Не кажется ли вам, что эти кадровые офицеры совершенно не хотят не то, что воевать, даже просто за возрождение Отчизны побороться. Как будто и не поляки. Вспомните, сколько они денег получили от нашей Польши в мирное время, как нас заверяли, что разобьют немцев в считанные дни. Помните песню?
Марек кивнул и напел:
— Вот! Зато когда пришла пора идти на Рейн и маршировать по улицам Берлина, они побежали к Варшаве. Оказывается, они лишь петь умеют, а умирать за Польшу не хотят. Только там, где мы, призванная из запаса шляхта, составляли большинство, Войско Польское сражалось со славой. Как на Вестерплятте и на Бзуре.
— Но… — попытался возразить Марек, но был прерван взмахом руки разошедшегося Жепы.
— Только мы, истинная соль польского народа, потомственная шляхта должны иметь права голоса и управлять государством. Об этом мы не раз разговаривали с паном директором еще до войны, — добавил он свой неотразимый аргумент, — и я нашел подтверждение правильности наших взглядов в журналах потомков. Там совершенно правильно написано, что только небольшая часть народа состоит из интеллигентных, имеющих правильные взгляды на жизнь, самостоятельно мыслящих людей. Остальные — хлопы, быдло уже по своей натуре. Они с удовольствием подчиняются любому начальству и поэтому должны слушать нас… — новые откровения Збигнева прервал вошедший подпоручик Гайос, объявивший, что обед уже готов. Сразу прекратив свою речь, Збигнев буквально побежал в столовую.