Другие Семь дней

Самое сложное — не сорваться. Спокойно отвечать на вопросы следователя, в сотый раз повторяя одно и тоже. Правду, правду и одну только правду. Конечно, не всю. Но ни слова лжи. Главная заповедь арестанта: не врать и не болтать. Совет Влада, брошенный в последнюю секунду. Правильный совет. На лжи поймают сразу. Вот если бы заранее договориться, вызубрить легенду… А на фига? Что такого скрывать? То-то, что нечего! А болтать — меньше знают, спокойнее спят. Спрашивайте — отвечаем. А по собственной инициативе… Нет уж, слишком спать хочется. Ты уж, лейтенант, держи паузу, а я пока подремлю минут сколько дашь. Это даже хорошо. Ну что будишь, скотина? Так хочется втолковать этому идиоту истину. Про него и всех его родственников до семнадцатого колена. А еще больше — отправить его под стол, собирать собственные зубы. И накачанных дурачков, устроившихся за спинкой стула якобы в недосягаемости, ту да же, за компанию. И поспать, пока они будут заняты полезным делом. Но нельзя… Нельзя… Тогда у них появится настоящий «зацеп». Конкретное, уголовно наказуемое деяние. Только помечтать… Сильно эти козлы недооценивают допрашиваемого. Не боксер же, и не самбист. Так, по горам гуляет. Между прочим, от камней увернуться куда сложнее, чем от кулака, но справляемся. И каждый палец в состоянии удержать на весу тело с рюкзаком. Недолго, но достаточно, чтобы вторая рука нащупала опору. Если этими пальчиками сжать столешницу — вмятины остаются. Может, сжать? Нет, ни к чему следаку такое видеть. Еще обгадится с перепугу, а нюхать кому придется? Вот то-то…

Много чего хочется. Но нельзя! И опять в сотый раз отвечаешь, что не устраивал временных переходов, старательно избегая словечка «темпоральный», и не имеешь ни малейшего отношения к развалу Советского Союза. Тебе тогда было семь лет. Или восемь… Вот ведь довели, уроды, уже собственные года в голове путаются…

А потом всё кончается.

— Евсеев, с вещами!

Коридоры, лестницы, мелькнувший на грани восприятия Усольцев, ободряющая фраза: «Уже всё нормально». И снова машина, на этот раз что-то легковое, более — менее удобное, но недолгое. Непонятное помещение, то ли гостиница, то ли очередной застенок, только более комфортный. И полное отсутствие чего бы то ни было. Информации, понимания… Зато ребята рядом.

— Меня к блатным пихнули. Хрен знает, зачем. Ни один не тявкнул…

Наверняка, где-то в этой камере остались следы Лехиных пальчиков. А то и отпечаток пятерни. Или смятая, словно листок бумаги, кружка-зечка… Хотя… С вида-то Леха мелкий, но… тюремная публика намечающиеся неприятности жопой чует… А попутчики где? Тот же Серега?

Во, появился.

— Ты чего так долго?

— Ничего особенного. Знакомого встретил. Разговаривали долго, давно не виделись. Кое-какие вопросы порешали. Собирайтесь, поедем сейчас.

Темнит что-то Сергей, ох темнит. Сам, что ли, гебэшник? Тогда ему по профессии положено. Но не от своих же!

Снова машина, и на этот раз что-то легковое, но теперь явно иностранное, еще более уютное. Вокзал. Надпись «Ташкент», мелькнувшая в окне (почему Ташкент? мы же были в Киргизии!). Вагон, оцепленный солдатиками. Серегины ребята, купе, мягкая полка, и, наконец, совершенно неожиданно — инструктаж по обращению с оружием.

На хрена? Ох, не всё ладно в датском королевстве. В смысле, в Советском Союзе. Ну и черт с ним! Ничего сложного в нагане нет в принципе. На объяснения ушло минут десять. Сборка-разборка — мимо кассы. Выстрелить смогу, и ладно.

Вагон медленно трогается. Оцепление провожает до конца перрона. Настороженные, как при пересечении лавиноопасного склона. Нет, странно все тут. Ладно, потом разбираться буду. Когда проснусь. Трое суток не спал… Или четверо…

В небе над СССР. Транспортный самолет израильских ВВС «Астра».

Михаил Черный, крупный бизнесмен