— На токарных станках работают токари, а не слесаря. Так вот, найти суппорт намного проще, чем кнопку «Эскейп». И Василий Абашев, который на этих станках чудеса творит, имеет не меньшее право считать тупым вас, чем вы его, — Фима чуть повысил голос. — Но он так не считает. Вовсе не потому, что Вы лучше. А потому, что Василий Абашев умеет уважать людей, а Вы — нет. Если бы дело было в одном Дмитрии, — теперь Фридлендер обращался ко всей аудитории, — не стоило бы и огород городить. К сожалению, в той или иной степени подобное отношение появилось у многих. Потому я не буду приводить конкретных случаев. Даже скажу Диме спасибо за его готовность демонстрировать общие ошибки на собственном примере. Я хочу лишь очертить проблему, а бороться каждый будет сам. Поскольку бороться придется с собой. А борьба с собой — самая трудная!
Нарком отхлебнул воды из стакана и продолжил:
— Я сейчас буду говорить громкие и пафосные слова. Надеюсь, вы простите мне пафос. Не потому, что я народный комиссар. А потому, что это правда! Что за люди — те, что окружают нас? Это те самые люди, что переломили хребет фашизму. Те, которые построили большую, сильную, уважаемую в мире страну. Они умеют переносить любые трудности. Кто-то может сказать, что они этого еще не сделали. Да. Но мы-то знаем, они это сделают. Они могут это сделать. А теперь я спрошу вас. А мы на это способны? — он обвел взглядом зал.
— Конечно!.. — выкрикнул Селин.
— Помолчи, клоун, — одернул крикуна Мишарин, юрист из Новосибирска. — Ефим Осипович, на этот вопрос невозможно дать ответ. Вот так сразу взять и заявить о нашей способности или неспособности…
— К сожалению, Александр Владимирович, можно. Ибо ответ этот неутешительный. Не способны. Всё, что мы смогли, это прохлопать страну, построенную нашими предками. Вот этими самыми, которых мы считаем тупыми, неумелыми, наивными и бестолковыми.
— Ефим Осипович! — воскликнул Мишарин. — Это некорректно! В девяностом нам было по двадцать-тридцать лет, и нас старательно накачивали фигнёй, вроде Говорухинской «Россия, которую мы потеряли» и песен Талькова. А многих вообще еще не было! Сейчас совсем другое дело. Сейчас нас «ништяками» в виде жвачки и джинсов не купишь!
— Вы так считаете? — усмехнулся Фридлендер. — А скажите, какого черта мы жили в Российской Федерации, а не в Советском Союзе? Не в девяностые, а в две тысячи десятом?
— Заново создать страну намного сложнее, чем ее развалить, — не сдавался юрист.
— Серьезно? У наших предков с момента окончания гражданской войны за спиной девятнадцать лет. И у нас с момента развала Союза — девятнадцать. А результаты сравним? Как Вы считаете, если сейчас на место населения СССР перенести население Российской Федерации. Всё целиком. Что мы получим через год?
Мишарин задумался. Наконец, сказал:
— Россию две тысячи десять мы получим. Вернее, две тысячи одиннадцать… Вы правы, Ефим Осипович. Даже если вместо Путина и Медведева будут Сталин и Берия.
— Вот об этом я и веду речь. Нас сейчас не купишь джинсами и жвачкой. Согласен. Мы подорожали. Теперь нас купят интернетом и айфонами. Не всех. Очень надеюсь, что собравшихся в этом зале — нет. Но даже если так, все равно мы слабее «предков». Или кто-то думает, что им не предлагались свои «ништяки», когда ставился изначальный выбор? Можете не сомневаться, предлагались. Но результаты все видели.
Фима опять сделал паузу.
— Мы все тоже сделали выбор! Отказались от сытой и обеспеченной жизни в мире двадцать первого века. Пошли жить в коммуналки и общежития. Некоторым пришлось прорваться через барьеры, поставленные врагами СССР за кордоном. Сейчас сюда везут ребят, перешедших через Памирские горы, и девушку, переплывшую на байдарке Черное море… — он переждал шум, вызванный известием. — Всем нам за это честь и хвала! Но изначальным гражданам СССР тоже есть чем гордиться. А никакие наши достижения не идут в сравнение с их подвигами на войне. Они достойны нашего уважения в куда большей мере, чем мы их. Да, они менее образованы, чем мы. В чем-то наивны. Но это временно. Очень скоро «предки» нас во всем догонят. А наша задача помочь им сделать это быстрее. И самим научиться у них не продаваться за «ништяки». Думать не только о себе. Не попадаться на песни и книжки. Перестать быть стадом. Научиться строить, а не ломать. Научиться быть людьми.
Нарком обвел взглядом притихший зал.
— Я не жду громких выражений согласия. И тихих тоже. И пафосных речей с биением себя кулаком в грудь тоже не надо. Всё, что я хочу, это чтобы каждый про себя обдумал то, о чем мы сегодня говорили. И сделал выводы. Собственные. Вот и все, наверное.
И опять стучат колеса, качается вагон, и мелькают деревья по обочинам. Опять о чем-то переговариваются попутчики. На этот раз на польском. Впрочем, попутчики подсели после, первый перегон, от Бреста до Тересполя, он ехал один. Даже не в купе, в вагоне. Польские пограничники так удивились, обнаружив пассажира, что даже не сильно докапывались к выданным в НКВД взамен утерянных документам…