Льё замолчал, затем коснулся моего лба и спешно вышел из комнаты. Я слышала, как он ставил чайник на кухне и хлопал дверцами шкафчиков. Нет, заботиться так же, как Ден, он не умеет, хоть и очень пытается. В нём гораздо больше льда, чем в его сущности. Но мне неожиданно нравилось это небезразличие. Он вернулся с ледяным чаем, помог мне сесть и заставил выпить половину кружки.
— Так. Сегодня я тебя одну не оставлю, будем воскрешать нашего Феникса.
— Каким образом?
— Секретным, — многозначительно улыбнулся Льё и неожиданно забрался на кровать.
Он помог мне устроиться, перевернул подушки холодной стороной, а сам сел рядом, облокотившись на изголовье. Из внутреннего кармана пиджака Льё достал блокнот и ручку, после чего небрежно отбросил его на пол.
— Смотри, — он расстегнул верхнюю пуговицу своей идеально выглаженной рубашки, и принялся рисовать в блокноте. — Это вариант искажения. Вот ты, — он изобразил девушку сидящую на краю кровати, — у неё есть одно большое и красивое крыло, а второе совсем крошечное, — Льё пририсовал невероятное изящное крылышко.
— И что дальше? — я заглядывала в блокнот через его руку, и чтобы шея не уставала, подтянулась чуть выше, привалившись к плечу.
— А вот я, — он нарисовал мужчину рядом, который положил руку на спину девушке. — Буду тебя лечить. Смотри, из-под его руки вырастает крыло. А весь жар, — Льё обвел фигуры огненными языками пламени, — выходит наружу.
— Они не сгорят? — слабо спросила я, ощущая, как со спины мне становится слишком жарко.
— Нет, милая Адочка… Не сгорят. Фениксы не горят, а экзистенциалисты… Мы умеем защищаться.
— Ты странный, — прошептала я, не в силах вернуться на своё место.
— Не страннее тебя, — Льё продолжал что-то рисовать, правда уже на другой странице. Я пыталась рассмотреть, но он загораживал ладонью листок.
— Кто бы сказал мне пару месяцев назад, что я буду лежать в одной постели с истинным экзистенциалистом… Вот уж правда, внутреннее определяет внешнее.
— Ага, пока ты не верила в такую возможность, то она и не осуществлялась. А как только наша чудесная Адочка стала готова к чему-то новому, то всё сразу и сложилось. Спасибо Денебу, конечно, что не упустил тебя, — Льё показал мне рисунок. На берегу реки — я готова поклясться, что это был берег Дуная — стояла девушка, раскинув огромные, пылающие крылья. — Ты у нас красавица, правда?
— У меня таких крыльев никогда не было, — я не могла оторвать взгляд от рисунка, он завораживал, хоть выполнен был простым карандашом.
— Ты себя не видела в тот вечер… Прекрасная! Невероятная! — Льё забрал у меня блокнот и лёгким жестом отправил его за пределы постели.
— Это из-за запрещённого приема, — я чуть приподняла голову, чтобы лучше видеть лицо Льётольва.
— Нет ничего запрещённого, Адочка… Ни-че-го. Igne natura renovatur integra1
, — добавил он, чуть подумав, и погладил меня по голове.Я вдруг чётко представила, как Льё прикасается к моим губам, и мы сливаемся в поцелуе. Наверное, этот поцелуй был бы совсем не таким, как с Деном. Возможно, с привкусом сигарет и ароматом дорогих духов. Может быть страстный, или сдержанный. Какой он, Ужас, на самом деле?
Видимо, мой взгляд был слишком красноречивым, или смотрела я на него слишком долго, но вдруг Льётольв наклонился ко мне, перед этим схватив за руку так, что перекрыл большую часть татуировки своей ладонью, приблизился и шепнул:
— Ничего запрещённого, милая… Немного огня. И только.
Нет, мне не привиделось это. Льё осторожно прикоснулся к моим губам сначала нерешительно и медленно, а когда понял, что я не сопротивляюсь, дал волю чувствам и желаниям. Да, этот поцелуй был страстным, действительно огненным. И как бы я не хотела, чтобы это продолжалось, не могла заставить себя остановиться. Наоборот, меня затягивало в омут сдержанной чувственности на грани безумия. Эту грань я ощущала физически, почти как ту самую невидимую стену, что разбила, когда встретилась с влиянием. Казалось, ещё одно мгновение, и случится что-то непоправимое или невероятное, или такое, о чем невозможно забыть. Рука стала ледяной, хватка Льё — невыносимой, и я с силой оттолкнула его, отскочив на край кровати с поразительной ловкостью.
Мы смотрели друг на друга будто впервые. Я — так точно. В глазах Льё мне виделось удовлетворение. Он добился своего, использовал случай. Мне очень хотелось обвинить его, но совестливая часть меня говорила, что я сама не отказалась, подчинилась желаниям экзистенцталиста, потому что хотела этого. Что же я сделала? Подобрав ноги и схватившись за голову, тихо выдохнула, скорее обращаясь к себе:
— А как же Денеб…
— Не думай. Вспомни, что он говорил — только твоя воля. И даже метка ничего не значит. Подумай и честно ответь себе, ты оставила её из-за Дена, или, чтобы прекратить перебирать мужчин? Прекратить распутство? — Льё улёгся, подложив под спину подушки.
— Замолчи! — меня снова трясло, внутренний жар становился невыносимым, а воздух снаружи казался всё более ледяным.