Другие времена

Объяснение с женой было коротким. Дыроколов сказал, что потратил в ресторане десять рублей, чтобы обмыть премию. Премию же триста рублей он положил на книжку. В доказательство своих слов он отдал Ниночке расчетную книжку, умолчав о чековой.

На следующий день Станислав Романович сидел на работе, думал над проектом нового дома и о тех счастливых временах, когда исчезнут деньги.

Поток возвышенных мыслей прервало появление Танечки. На ней были сверхъестественной красоты кофта и юбка, которая делала всеобщим достоянием ее безукоризненные ноги.

— Станислав Романович, простите, что помешала, — потупила голубые веки Танечка, — у меня к вам ужасная просьба.

— Говорите, — сказал Дыроколов, стараясь не глядеть на Танечкины колени совершенной формы

.— Мне очень нужно на одно дело, — лепетала Танечка. — Огромная сумма... Пятьдесят рублей... До получки...

— У меня нет, — честно сказал Дыроколов, потому что, кроме рубля, выданного женой на обед, у него не было наличных денег.

Танечка заколыхала суперресницами:

— А ваша чековая...

Отступать было некуда. Дыроколов выписал пятьдесят рублей на предъявителя.

Прошла неделя, и каждый день Дыроколов выписывал разные суммы разным лицам. Отказывать было невозможно — все смотрели на него как на миллионера. Не выписал чек он только Погарскому, и тот ехидно улыбнулся.

— Понятно, еще Бальзак сказал, что скупость начинается там, где кончается нищета.

Катастрофа пришла неожиданно. Жену Дыроколова сделали секретарем кассы взаимопомощи, и она узнала, что, помимо расчетной книжки, есть еще чековая.

Это ничуть не огорчило ее, и она ласково сказала:

— Стасик, не можешь ли ты выписать мне чек на тридцать рублей... Такие хорошенькие туфельки... Это ведь совсем не дорого, и у нас останется еще двести семьдесят рублей.

Конечно, муж не смог отказать ей и выписал чек на фамилию Дыроколова.

Ниночка пришла в сберкассу. Контролерша попросила у нее паспорт и сказала:

— Извините, но на счете всего пятьдесят копеек.

— Вы ошиблись, — дрожащим голосом сказала Ниночка, — там триста рублей. Я знаю, я его жена.

— Ах, милая, — сочувственно сказала контролерша. — Мы, жены, всегда узнаем последними.

Второе объяснение Ниночки с Дыроколовым было трудным.

— Боже мой, — рыдала Ниночка, — неужели ты обманываешь меня и потратил все деньги на... на женщин?

— Не плачь, — утешал Дыроколов, — я люблю тебя одну. Я все объясню... Но ты не понимаешь, как отвратительно чувствовать себя миллионером.

Громкое имя

Утром в субботу я проснулся, услышав, как возится Катя на кухне. Почему-то она любила мыть полы по субботам. Женская логика! Я бы на ее месте занялся таким делом в будний день вечером, после работы. Известно, что физический труд — лучший вид отдыха после умственной нагрузки.

Я оделся и вышел на кухню.

— Ты уже встал, — сказала Катя без всякого энтузиазма. — Хочешь есть?

«Смешно, — подумал я, — разве люди пробуждаются для того, чтобы есть? Мы ведь не животные. Вернее, мы тоже животные, но все-таки...»

— Нет, — гордо ответил я, — не хочу.

— Тогда умойся и пойди погуляй, — посоветовала Катя. —Тебе необходимо двигаться. Ты толстеешь.

Удивительно наблюдательны наши жены. От их бдительного взгляда не ускользнет, если человек набрал за неделю какие-нибудь полтора килограмма.

Вступать в дискуссию я не стал, умылся и вышел на улицу.

Терпеть не могу гулять просто так. Нужна цель. Она нашлась. Я увидел очередь у газетного киоска. Это обрадовало меня. Действительно, мы самая читающая страна в мире.

Очередь ждала, когда привезут газеты. Молчаливая, культурная очередь. Здесь были старушки, парни в расклешенных брюках, девушки в юбках различной длины, женщины, как писали раньше, цветущего возраста. Между представителями разных поколений не наблюдалось конфликта.

— Вы последний? — спросил я у мужчины в нейлоновом ватнике.

— Я — крайний, — резко ответил он. — Последним человеком себя не считаю.

— Извиняюсь, — почему-то сказал я, прекрасно зная, что нужно говорить «извините».

Очередь ждала. Ждал и киоскер, мужчина с седым бобриком волос и университетским значком в лацкане пиджака.

Подъехала маленькая машина с надписью на кузове «Связь». Женщина, сидевшая рядом с шофером, вышла из машины и начала передавать киоскеру пачки газет. Киоскер принимал их. Машина уехала. Киоскер стал неторопливо пересчитывать газеты, будто это были крупные денежные купюры.

Началась продажа газет. Очередь пришла в движение. Каждый брал то, что ему требовалось. Наибольшим спросом пользовался «Спорт». Мне он тоже был нужен, не для себя, а для нашего Витьки, который в это время мирно спал, зная, что я самоотверженно выполню отцовский долг.

Когда передо мной осталось человек пять, к киоску подошел какой-то парень, ростом метр восемьдесят, не меньше, и с волевым затылком.

Легко и небрежно отодвинув всех стоявших в очереди, он бросил на прилавок пятак и сказал:

— «Спорт».

Старушки зашуршали, маленький человек осуждающе посмотрел на парня с волевым затылком, но промолчал.

Во мне пробудилось гражданское сознание.

— Черт знает что такое! — закричал я неожиданно тонким и противным голосом.