Другие времена

После чая он поднялся из-за стола и увел с собой в кабинет папу, Сенечку и дядю Игоря.

Тася осталась с мамой, Марией Даниловной и женой профессора Ольгой Петровной, доброй, хлопотливой старушкой. Ольга Петровна очень беспокоилась, чем бы занять Тасю, но ничего не могла придумать, и Тася весь вечер просидела, слушая совсем неинтересные разговоры.

Домой возвратились поздно. Увидев унылое лицо Таси, папа сказал:

– Прости, дочка, что сегодня так мало занимались тобой, но завтра у нас еще почти день. Восполним пробел.

А завтра утром мама и Мария Даниловна увезли Тасю за город. Нет, не в Петергоф к фонтанам (они еще не работали) и не на Острова, а в какую-то Сиверскую, где только что открылся новый универмаг.

Там они провели полдня и купили маме японскую кофточку, Тасе – чешские сапожки, и еще они купили белый эмалированный чайник и складной зонтик.

Мама, красная, счастливая, крепко держала покупки, растерянно повторяя:

– Нет, я просто не понимаю, куда уходят деньги.

Дома их встретил папа. Он накинулся на маму, говоря, что это безобразие, что они могли опоздать на автобус.

– Не беспокойся, – холодным голосом сказала мама. – Видишь, мы не опоздали. И потом, не думай, что я это делаю для своего удовольствия.

Тася не поняла, кому, кроме мамы, нужны японская кофточка и складной зонтик, но не решилась вмешаться в спор.

– Хорошо, хорошо, – согласился папа. – Жаль только, что мы не показали Тасеньке город.

– Разве можно показать, если такая погода, – сказала мама.

И она была права. За окнами на землю опустилось тяжелое, темное небо. Пошел дождь со снегом.

И вот они едут назад в Лопахино. Мчится автобус «Икарус», разбрасывая из-под тяжелых колес фонтаны воды, проносятся мимо поля, залитые водой, низкие деревенские дома.

Папа беседует с мамой.

– Знаешь, – вполголоса говорит он. – А все-таки мы неплохо съездили. И потом, стоило ради одной встречи с Карпухиным... Ну и старик!.. Это же клад!.. Я как будто прослушал курс по усовершенствованию. И, кажется, я уговорил его приехать к нам на завод на консультацию.

– Да, да, – задумчиво отвечает мама. – Разумеется, Ленинград не Лопахино. Конечно, я устала, но я очень довольна. – И она нежно поглаживает ручку складного зонтика.

А Тася смотрит в окно и думает, что она будет рассказывать Оле Птицыной, Косте Карамышеву и рыжему Шурке. Не может же она сказать им, что видела белую ночь только из окна кухни и Медного всадника только на этикетке бутылки.

Пропишите Глеба!

Глебу повезло. Едва он успел родиться, как у него уже были мама, папа, две бабушки и два дедушки. Бабушка Соня, мамина мама, и дедушка Кира, папин папа, жили в Москве, а бабушка Таня, мамина мама, и дедушка Вася, мамин папа, – под Ленинградом, в Комарове, в деревянном домике с ярко-зеленой, как весенняя трава, крышей.

Сначала Глеб жил с мамой и папой в Ленинграде, а потом его перевезли на воздух, в здоровый комаровский климат, к бабушке Тане и дедушке Васе. Это было вполне естественно, потому что папа стал часто уезжать в экспедиции, мама работала лаборанткой в фирме «Альфа-бета-гамма» и еще должна была успевать читать книги, ходить в театры, кино и на выставки мод.

Бабушка Таня в Ленинграде распространяла театральные билеты и, возвращаясь по вечерам, всегда жаловалась:

– Боже мой, я устала как собака!

Глеб – он к тому времени уже начинал говорить – спрашивал:

– А почему наша Альма не устает?.. Она бегает целый день.

Бабушка Таня смеялась, жарко целовала Глеба в раздвоенную макушку головы (признак будущего счастья) и восклицала:

– Какой умница!

Дедушка Вася, сощурив и без того маленькие глазки, Думал: «Молодец парень, весь в меня!»

В пятницу вечером приезжала мама. В субботу она целый день спала, а в воскресенье занималась воспитанием Глеба: «Не шмыгай носом!.. Не чавкай за столом!.. Вымой руки!..»

Папа появлялся очень редко, глядел на Глеба и качал головой:

– Ну и вырос ты, человек!.. Конечно, такое солнце, воздух!..

Как будто Глеб был не мальчиком, а помидором. Когда мама и папа приезжали вдвоем, они дома молчали и рано утром уходили на озеро. Как-то Глеб спросил бабушку:

– Баб, почему мама и папа молчат?.. Почему они не берут меня с собой на озеро?

Бабушка вздохнула:

– Видишь ли, Глеб, – она всегда называла его Глебом, беседуя с ним на серьезные темы, – они очень громко разговаривают, а у нашего домика тонкие стены.

– Понятно, – сказал Глеб (он понимал гораздо больше, чем предполагала бабушка). – Утром на озере никого нет. – И засмеялся: – Чудаки! Они не знают, что там живет эхо! Оно такое громкое – как ни говори, все услышат.

– Умница, – растрогалась бабушка, но тотчас же опомнилась: – Нельзя называть родителей чудаками, Глеб, и от кого ты услышал такое слово?

– Сам придумал, – сказал Глеб. Он не хотел выдавать дедушку Васю.