И мы быстрым широким шагом, другим бы пришлось за нами бежать, рванули вдоль ряда рассредоточенных полукапониров, накрытых маскировочными сетками, из которых техники с механиками уже начинали выкатывать самолёты. С неба эти укрытия были практически не видны, и я вдруг поразился тому, какую прорву земляных работ провернул наш полк за тот месяц, что я в нём нахожусь. Капониры, землянки, дорожки и полосы, склады и хранилища, та же кухня со столовой — ведь всё это нужно было соорудить и замаскировать, аэродромные команды вместе со службой БАО что-то рыли и строили с утра до вечера, и работа эта не прекращалась ни на минуту. Конечно, лётчики занимались только войной, таков был однажды заведённый порядок, но и Олег не так уж и неправ, когда говорит, что пилоты как дети малые, всё для них сделают, воюйте только. С другой стороны, поговорку про вдруг война, а я уставший, придумали задолго до нас, и в чём-то она права.
Мы прошли мимо выкаченного из капонира Ила нашего комэска, в кабину стрелка которого усаживался совсем уж молодой рядовой, вроде бы я его видел раньше то ли среди техников, то ли мотористов, а рядом, на крыле, стоял старший стрелок нашей эскадрильи и громко, командным голосом, так, чтобы тот проникся, инструктировал подопечного.
— Вот тебе пулемёт! — услышали мы, — он в чехле! Его не трогай! Сиди и смотри по сторонам! Вернёмся — расскажешь, что видел! Понял?
Именно так и делали свои первые вылеты все стрелки, за спиной или комэска, или любого другого ведущего группы. Стрелок замыкающего самолёта самый важный, следующие поменьше, а вот в первый Ил можно садить кого угодно, там летали новички или начальство на контроль, ведь там было безопаснее всего. С земли стреляют по ведущему — а попадают по ведомым, от этого всё.
И главная задача нового стрелка была именно что смотреть по сторонам и попытаться при этом хоть немного понять, что в этот самый момент происходит, а не хвататься за пулемёт. Потом, на земле, его будут дотошно выспрашивать комэск и другие стрелки, что именно он сегодня видел, какие самолётики вокруг кружились, наши или чужие, заметил ли он, когда атаковали его соседей, видел ли он, кто что делал, сообразил ли он вообще ну хоть что-нибудь.
Но надежды на то, что новоиспечённый стрелок, как бы он ни готовился, поймёт хоть что-то в первом вылете, не было никакой, и все об этом знали. Любому стрелку, да что там стрелку, лётчику, нужно было совершить вылетов пять, прежде чем начать что-то видеть и понимать. Но, если от стрелка требовалось просто смотреть по сторонам, лётчикам было сложнее и проще одновременно. Летуну в первых вылетах нужно было идти, как приклеенному, за своим ведущим, смотреть во все глаза на него и делать всё то же самое, что делает он, остальное придёт со временем.
Идёт твой командир ровно — и ты иди так же, держи дистанцию и интервал, нырнул он в атаку — и ты ныряй, бросил он бомбы — и ты дёргай за «сидор», да стреляй туда же, куда стреляет он. Умничать не надо, твоя главная задача на первые вылеты — сходить в бой и вернуться, умение видеть землю обязательно придёт потом вместе с опытом.
Мне же, кстати, это обязательное боевое взросление оказалось не совсем нужным. Я с первого вылета здесь видел и землю, и строй, и цель, и маршрут, и ориентиры с воздухом. Крутить головой меня приучили крепко, соображать, что делаешь, тоже, и на пилотирование я не отвлекался, управляя самолётом на автомате, а уж штурманской подготовкой я загонял себя здесь сам, но теперь мог ориентироваться на триста километров в радиусе от переднего края в общем и целом, а детально — так и на все пятьдесят.
Конечно, оба свои боевых вылета я провёл в ведомых у комэска как у Христа за пазухой, в начале строя, но сегодня что-то изменится, фотоаппарат воткнули не зря. Единственное, не хотелось идти кому-то из эскадрильи в ведомые, но и в ведущие меня вряд ли поставят, комэск ценит и не разбивает пары, так что посмотрим.
— Залазь! — Олег остановился позади левого крыла нашего самолёта, уже заправленного и полностью снаряжённого, — смотри! А я пока с техником по узким местам пробегусь!
Я без слов поднялся и откинул фонарь его кабины на правый борт. Ну что сказать, по сравнению с пилотом у стрелка всё было намного проще и веселей. Сидел он, во-первых, на простой брезентовой ленте вместо сиденья, а во-вторых, из хвалёной бронезащиты тут была лишь небольшая плита со стороны хвоста в шесть миллиметров толщиной, и ничего больше тут не было, с боков и снизу фанера.
Вообще стрелок по сравнению с лётчиком летал практически голым, оттого и потери среди них были больше. Пущего комфорта добавлял бензобак между нашими спинами и головами, но и тут был он отделён от меня бронеплитой в двенадцать миллиметров толщиной, тогда как Олега отгораживали всё те же сиротские шесть.