Громила оказался трезв, а чуть выпивший Валера оказался, по научным меркам, в крайней степени.
Но не это главное. Валеру сгубила спасенная им девица. На суде она плакала, называла громилу женихом и заявляла, что за кустами они «играли». На робкий вопрос адвоката, зачем, мол, ты тогда сопротивлялась, девка ответила просто: «Мамка так учила. С удовольствием только шалавы отдаются, а честная девушка должна кричать и брыкаться. Но не сильно…»
Судья оценил благородный порыв Валеры и дал ему не пять лет, а всего три…
– Ты, Валера, ногу в лагерях повредил?
– Не, это здесь, недалеко. Трудовые будни сгубили.
– Это как?
– Мы пахали… С утра и пока не стемнело. Три трактора рядом шли и пахали, пахали. Все нормы перекрывали. Двое из нас орден могли бы получить, а мне бы, как судимому, премия светила.
– Ну и?
– До ноги пахали и прямо на поле сели ужинать. Три бутылки уговорили – мало! Я на трактор и к бабке за самогонкой. Еду, а навстречу Волга.
– Во встречную машину вляпался?
– Какая машина? Это не машина. Волга – это река… Я дорогу перепутал. Еду – вижу Волга впереди, а ее здесь быть не должно. Пока соображал, трактор на крутой бережок выкатил, покачнулся и с обрыва вниз… Только утром меня из-под него вытащили… И ордена гавкнулись, и премия моя… Сашок, а виски у нас кончились. Не хочу я коньяк. Пойдем еще бутылочку достанем. Уокера или Белой лошади.
– Пойдем, Валерка… Куда пойдем?
– В баню… Ты, Сашок, длинный. Мы может быть и до водки дотянемся…
В баню, так в баню… Гутман ожидал увидеть там гору ящиков из уваровского супермаркета, но в предбаннике было чисто и пусто.
Валера наклонился, ухватился за кольцо и поднял крышку люка. Похоже на погреб, но кто же их делает под баней…
Похоже, что Валера в последний момент чуть-чуть протрезвел и сам испугался, предвидя возможных последствий своих решительных действий. Он приблизился к Гутману, схватил его за отвороты куртки и зловеще прошептал:
– Если кому скажешь – убью! Это мне так подфортило. Мне! С тобой, как с другом, поделюсь… А будешь трепаться – убью.
Решив, что теперь его тайна будет сохранена, Валера успокоился, взял с полки фонарик, сел на пол, спустил ноги в люк, нащупал ступеньки и начал спускаться. Саша последовал за ним.
Спускались они долго. Внизу было что угодно, но не подпол, не подвал, не погреб. Они оказались в узком кирпичном коридоре. Лестница практически закрывала часть прохода, ведущего к Волге. Свободным был путь к усадьбе.
Валера снял со стены двухметровый шест с петлей на конце и, чавкая по столетней грязи, пошел в сторону графского парка.
Каждые десять-двадцать шагов он останавливался, пытался что-то объяснить, но так и не сказал о главном:
– Я, Саша, баню строил. Копал под фундамент. Наткнулся на вот это. Долбанул ломом – провалился… Когда я первый раз сюда спустился, решил к Волге идти. Через сто метров завал. Шагами померил – в этом месте у Машки – соседки на склоне парник стоит. Я и не стал копать. Зачем мне ее визг… Так за ее, за Машкиным парником каменные ступени к Волге ведут. Не Машка их строила. Старый камень, еще с тех времен… Пошел я в другую сторону и наткнулся…
– На что?
– Сам увидишь. Недалеко осталось.
Грязь была только на первом участке. И, возможно, от Валеркиной бани. Места-то здесь сухие, особенно в конце лета.
Гутману казалось, что они прошли уже три-четыре сотни метров. Но по опыту он знал, что все страшное и неприятное длится дольше и тянется дальше, чем есть на самом деле. Чувства в этом случае надо делить на три. И значит прошли они сто, ну максимум сто пятьдесят метров.
Действительно, начались ведущие вверх ступеньки. Это говорило о том, что они поднимаются под склон, на котором забор и графский парк.
Фонарик начал выхватывать пустоты в стене, из которых торчали остатки корней со свежими спилами. Вероятно, совсем недавно Валера благоустраивал путь к заветной цели.
Гутман заметил, что Валера начал замедлять шаг, пытается не шуметь и не хромать. Это значит, что сейчас начнется самое интересное.
Интересное не началось, а коридор кончился. Она оказались в тупике. Просто уткнулись в сплошную кирпичную кладку.
Валера развернулся и первым делом навел фонарик на свое опухшее лицо, приложив палец к губам. Ясно – шуметь не надо!
Потом он осветил ряд кирпичей на уровне своего носа и указал на четыре из них.
Замерев на несколько секунд и прислушавшись, Валера взял двумя пальцами один из выступавших из стены кирпичей, потянул на себя м сразу же выключил фонарик.
Массивная с виду стена оказалась всего в полкирпича. Сквозь появившееся окошко пробивал тусклый свет, казавшийся в темноте мрачного коридора ярким, почти солнечным.
Валера приник к окошку ухом и через несколько секунд, удостоверившись, что за стеной никого нет, смело вытащил еще три кирпича. На месте маленького проема образовалась форточка.