Других версий не будет

Давно известно, что свою личную загородную постройку редко кто обозначает словом дача. Слишком скучно и единообразно. Нет оттенков, нет души, в конце концов… Вот, если у вас дачка из красного кирпича, это уже коттедж. А если фанерный домик, но стоящий с краю поселка – это особняк. Если с балкончиком – усадьба. Если рядом посадить кукурузу – фазенда, а подсолнухи – хата. Тесный дом – берлога, богатый – хоромы, из бревен – изба, щитовой домик – сарай. Он же, но со щелями – халупа или шалаш. Он же, но требующий ремонта – развалюха. Он же, но очень маленький – скворечник.

Есть еще десятки синонимов для гордого слова дача. А если учесть формы ласкательные и ругательные, то можно набрать и сотни вариантов. При этом ни на один язык мира это русское народное творчество перевести невозможно. Если вы знаете английский – карты вам в руки. Переводите: «сараюшка – развалюшка». Что получилось? Наверняка что-то вроде: «небольшая ветхая постройка хозяйственного назначения».

Известно, как название сказки Ершова перевели на импортный язык, а потом обратно. Получили: «Маленькая горбатая лошадь». И это вместо «Конька-горбунка». Где поэзия слова? Где полет, широта русской души? Наш язык, как купола Василия Блаженного – разноцветные, яркие, сочные. А гады-капиталисты «спикают» на чем-то прямом, сухом и сером, как небоскребы Нью-Йорка…

Савенков еще раз взглянул на закрытые ставни пустого домика, на зеленый забор-штакетник, за которым наливался урожай, за которым все зеленело, цвело и пахло. И все это надо оставить на неделю или на две. А что делать? Зачем ляпнул вчера: «Вы вчетвером срочно отправляйтесь в Уваров, а все московские связи я сам отработаю?» Решение, конечно, правильное. Все логично, но это с точки зрения сыщика. А если посмотреть на это глазами садовода-огородника, то… лучше об этом и не думать. Ромашки спрячутся, поникнут лютики, не говоря уже об огурцах и укропе.

Савенков повернулся спиной к саду-огороду и довольно бурно для своей весовой категории пошагал на автобусную остановкую овощные мысли удивительно быстро его покинули. Впереди была не самая скучная работа. Дело Шишова было не просто любопытным. Оно представлялось многослойной головоломкой, да еще с опасностью для жизни. Именно такие дела заставляли Игоря Михайловича мобилизоваться. А это радовало! Плохо, когда в пятьдесят пять ничего не волнует кроме прожорливой тли, перепревшего навоза и утренних заморозков на почве.

В последнее время детективное агентство «Сова», которым руководил Игорь Савенков бралось за все дела подряд. Это раньше, когда и новоиспеченных богачей, и конфликтов между ними было много, а частных сыщиков мало, можно было крутить носом, выбирая дела на свой вкус. Теперь богатенькие поутихли, их стало меньше, а сыскарей больше. Тут уж не до жиру. «Украли собаку. Найдите! Партнер ворует. Поймайте! Жена изменяет. Накройте!»

Последние два года сотрудники «Совы» неизменно находили, ловили и накрывали, получая за это сносные средства для жизни. Сам же Савенков скучнел и каждую весну стал ощущать зов земли. Большую часть дачного сезона он руководил фирмой не отрываясь от огорода. Дело Шишова было первым, оторвавшим его от лейки и тяпки.

Домик Савенкова был не так далеко от Москвы. Двадцать минут до автобуса, еще двадцать до метро Теплый Стан.

Через час после выхода с участка Савенков уже сидел в пустом офисе «Совы» перед бирюзовой папкой, на которой красовалось одно единственное слово: «Дело № ___».

У Савенкова была примета: успешно завершаются лишь те дела, которые начинаются по всем бюрократическим правилам.

Первым делом в правом верхнем углу папки появились два грозных слова: «Совершенно секретно». Непонятно, для кого они предназначались, но без грифа секретности обложка смотрелась бы куцей и незавершенной, как инспектор ГАИ без фуражки и полосатого жезла.

С названием пришлось навозиться. «Дело об угрозах депутату Шишову» звучало скучно и, главное, не соответствовало в полной мере его существу. Угрожали не только уважаемому народному избраннику от города Уварова. Не только его пытались взорвать. Его друг Юрий Воловик пострадал еще больше – три дня назад на воздух взлетела и его машина, и любовница.

А Самсонов, за освобождение которого «Макойл» предлагает уже два миллиона баксов. Он тоже один из друзей Шишова.

А убийство в архиве. А сокровища графа Барковского… Все крутится вокруг пятерки, которую двадцать лет назад повязала кровь в архивном хранилище. Все они забрались на довольно высокие ступеньки и все – личности мрачные и темные.

Савенков вывел на обложке: «Дело черных ферзей».

Поставив дату в строке «Дело начато…» Игорь Михайлович оглядел готовую обложку. Все нравилось! Особенно название. Такое дело нельзя не раскрыть.

Савенков потер руки и, улыбаясь, начал кулаком массировать переносицу – это означало для него высшую степень азарта и предвкушения удачной охоты.

Первые документы, которые легли в папку, были малоинформативны. Ребята, получившие запросы Олега, поработали в полную силу, но нужных сведений не было, потому что их не было вообще.