Другим путем

– Очень интересно… Уведите пока…

Львов занялся пулеметом и вскоре разобрался в его схеме. Зарядил, разрядил, попробовал разложить станок… «Хорошо, что захватили именно такие, – думал он про себя. – Они на вьюках перевозятся, да и, пожалуй, полегче нашего максимки будут…»

– Так, братцы, а ну-ка взяли три этих пулемета и к подпоручику Полубоярову. Пора заканчивать эту комедию, а то неровен час кто-нибудь еще заглянет на огонек…

Через полчаса все было кончено. Железнодорожная рота, последние двадцать минут изнемогавшая под сосредоточенным огнем четырех пулеметов, капитулировала. Немцев выводили из пакгауза, сгоняли в кучу, и вскоре они просто тупо сидели на влажной от утренней росы земле под бдительной охраной взвода охотников. Львов проверил трофеи, отложил в сторону несколько распоряжений с пометкой «Streng geheim»[39], внимательно изучил карту, а затем подозвал к себе Зорича и Полубоярова.

– Вот что, Иван Николаевич и Порфирий Иванович, есть у меня к вам вопрос. Что будем с пленными делать?

– То есть как? – растерялся Зорич, а Полубояров, видимо уже что-то поняв, уточнил с холодной вежливостью: – Вы предлагаете их убить, господин штабс-капитан?

– А вы что предлагаете, господин подпоручик?

– Но господа, господа, разве можно так? – смешавшись, Зорич даже тряхнул головой, словно пытаясь отогнать от себя страшное видение. – Мы же должны их доставить в лагерь…

– Ваня, не дури, – все так же холодно бросил Полубояров. – Где эти лагеря и как ты их собираешься туда доставить? По воздуху?

Львов внимательно оглядел Порфирия Полубоярова, но ничего не сказал.

– Но так же нельзя…

– Так предложи свое решение, Ваня. Расскажи нам, как можно?

Зорич потрясенно молчал. Львов подошел к Полубоярову, взял его за руку:

– Значит, так. Вы все понимаете, так что играть в прятки не стану. Сегодня я возьму это на себя, но следующий раз – за вами, Порфирий Иванович. Берите все пулеметы, кроме двух, три взвода и двигайтесь к Марцинканцам. Я вас догоню.

Под командой Полубоярова большая часть охотников двинулась вдоль железнодорожного полотна. Оставшиеся со Львовым солдаты, получив приказ, деловито устанавливали пулеметы, подтаскивали коробки с лентами, проверяли винтовки…

– Дядька Силантий, – спросил тихонько рябой рыжий первогодок Кузякин. – Это что ж, мы щас ерманцев… того?..

– А что? – поинтересовался унтер-офицер Петров. – Поджилки затряслись?

– Дык… Не по-божески это.

– Ну да? – удивился унтер. – А скажи-ка мне, друг ситный: помнишь ты, как о девятом годе конокрада спымали? Помнишь аль нет?

– Помню, как не помнить, – Кузякин, родом из той же деревни, что и Петров, кивнул головой. – Яво ишо на кол садили… всем обчеством.

– Верно, – Петров достал кисет и свернул цигарку. – А ты что в те разы делал?

– Дык… Кол я стругал, дядька Силантий, нешто ты забыл? Ты ж мне сам и велел: стругай, говоришь, раз батьки нет, стал быть – старшой. Я, то есть…

– О как! А скажи-ка мне, Спиридон Кузякин: на кол садить – по-божески али нет?

– Дык… Ён же лошадей бы свел – чем пахать? Поперемерли б с голоду-то…

– Значит, за коней – на кол и ладно, а ерманца, что землю твою забрать желает, с пулемета – не по-божьи?

Кузякин задумался. В таком ключе он себе войну еще не представлял. По всему выходило, что дядька Силантий прав, но все-таки какой-то червячок оставался и сосал простую кузякинскую душу.

– Целик – один! По фронту – ОГОНЬ! – громыхнул львовский голос, и два «Дрейзе» ударили по сидящим немцам длинными очередями. Одновременно захлопали винтовки, а потом все стихло. Пулеметы деловито разобрали, навьючили на лошадей, и охотники поспешили следом за ушедшими товарищами. Петров подъехал к Кузякину, увидел, что тот все еще мается, и негромко, почти ласково сказал:

– Дура ты, Спирька. Приказ для солдата – первейшее дело. Приказ тебе ихбродь отдал? Отдал. Стал быть, на ем и грех.

И, заметив, что Кузякин повеселел, тут же отъехал в сторону.

В Марцинканце тем временем шли «переговоры на высшем уровне». А как еще можно назвать беседу полковника – командира 97-го Лифляндского полка из состава 25-го корпуса – с командиром 4-го Сибирского казачьего полка?

Полковник Иван Иванович Крастынь[40] воздал должное жареной курице, которая так и не досталась оберст-лейтенанту Шумахеру, выпил несколько рюмок того самого удивительного напитка, носившего не менее удивительное название «Cognacъ», и теперь настаивал на том, что как старший по званию он просто обязан возглавить прорыв группировки русских войск из окружения…

– …Есаул, в конце концов, я не только старше вас по званию, но и просто, по годам старше. Мой опыт военного, участвовавшего в Ляоянском и Мукденском сражениях, вряд ли не стоит учитывать. И поэтому я настоятельно прошу – нет! – я требую, чтобы весь наш сводный отряд прорывался вместе на соединение с главной частью войск.